– Хелло, сэр! – загремело в трубке, едва Эверетт снял ее с рычажка. – Как дышится в нашей берлоге?
– Откуда, черт возьми, вам известно, что это я? – обозлился Эверетт.
– Ха-ха-ха! – невесть чему рассмеялся жизнерадостный Апостол. – Хо-хо-хо! Да вы шутник, сэр. Разве не слышали, что я вездесущ и всеведущ?
– Я хотел бы... – Эверетт вовсе не был расположен к шуткам. – Мне надо связаться со своей ассистенткой, мисс Сногсби. Если это, конечно, не противоречит здешним правилам.
– Нисколечко, сэр. Полагаю, мисс Сногсби рада будет услышать вас. Бедняжка что-то грустит.
– Прошу соединить, – осведомленность этого типа приводила его в ярость. – Я жду.
– Ол райт, сэр! – в трубке щелкнуло, и в ту же минуту раздался милый голосок Мэй.
– Это я, Мэй, – поспешно проговорил Эверетт. – Как вы себя чувствуете?
– Что-то нездоровится, – пожаловалась она. – Вы позволите мне не выходить до завтра?
– Ну разумеется. Отдыхайте, набирайтесь сил. Вечером я загляну к вам и расскажу...
– Милый мистер Эверетт, – вздохнула девушка. – На меня напала такая хандра... Лучше я побуду одна сегодня. А завтра... Завтра с утра явлюсь на работу. Можно?
– Да, да, конечно, – смутился Эверетт. – У меня здесь дюжина помощников, и мы отлично справимся. Пусть вас ничто не тревожит, Мэй.
– А что там поделывает... наш хозяин? – с запинкой спросила девушка. – Вы его видели сегодня?
– Он уехал, – Эверетт почувствовал, что у него пересохло в горле. – Во всяком случае, собирался ехать.
– Вот как! И даже не счел нужным попрощаться...
– Просил извиниться и передать вам привет, – вероятно, впервые в жизни солгал он.
Мэй промолчала. Эверетт медленно, очень медленно опустил трубку. Меж ними преграда, старая как мир преграда. И Блер, пожалуй, здесь вовсе ни при чем. Возраст – вот главное. Они люди разных поколений, этим сказано все...
Вечерам, собираясь домой, Эверетт заглянул к О'Лири. Физика он застал снимающим показания большого светящегося потенциометра.
– Завтра с утра можно будет приступить к опытам, – сообщил он О'Лири. – Я подготовил партию зрелой шистоцерки.
– О, великолепно, – оживился физик, отодвигая записи. – Как это удалось вам так быстро?
– Надо отдать должное Блеру, организовано все блестяще. В лабораториях имеется саранча самых различных возрастов. Размножение и выращивание ее поставлено безупречно.
– Но чем же тогда объясните вы провал наших опытов? Мы в точности следовали рецептам этого русского профессора.
– Мне кажется, тут дело в неточном определении возрастных групп, – подумав, ответил Эверетт. И спохватился:
– Вы сказали: рецепты?
– Ну да. У нас имеются исчерпывающие указания. Даже чертежи аппаратуры, применявшейся профессором Боровиком.
– В материалах этого я не видел.
– Шеф передал прямо мне, в физическую лабораторию... Все уже собрано. Так что можете седлать коня и – марш-марш, галопом!..
Они вышли вместе.
– Я провожу вас, – предложил О'Лири.
– Как тихо, – прислушиваясь к журчанию воды в канаве, заметил Эверетт. – Трудно даже поверить, что этот поселок обитаем.
– Общение здесь не очень-то поощряется, – весело заметил неунывающий физик. – К тому же туземцы неплохо вышколены. Апостол держит их в ежовых рукавицах.
– Ежовые рукавицы и комфорт? – Эверетт указал на уютненькие коттеджи. – Что же все это значит?
– Кнут и пряник, – рассмеялся О'Лири. – Коттеджи – задаток. Когда осуществятся великие замыслы шефа, все сотрудники станут маленькими князьками. А пока – работа и дисциплина. Дисциплина и работа!
На террасе их встретил Фарук.
– Вы не понадобитесь сегодня, – отпустил его Эверетт.
Молча поклонившись, шофер вышел.
– Ну как, неплохая школа? – физик с наслаждением растянулся в плетеном кресле. – Мне нравится.
– А мне – не очень. – Эверетт нахмурился, вспомнив, что вторично произносит эту фразу. – Будете пить?
– Если не возражаете, что-нибудь покрепче. У нас тут водится неплохой ром.
Действительно, на нижней полке буфета, среди солидного запаса горячительных напитков, Эверетт обнаружил несколько бутылок ямайского рома. Откупорив одну из них и «вызвав» фрукты, он вынес угощенье на террасу.
– Чудесно! – воскликнул физик, приподняв бокал. – Посмотрите, как играет луч в золотистой жидкости. Янтарь, чистый янтарь! А когда пьешь, кажется, что глотаешь частицу солнца.
Эверетт не удержался от иронической улыбки. Видно, увлечения его коллеги несколько шире, чем можно было думать...
– Да, да, да, – мелкими глотками осушая бокал, продолжал О'Лири. – Частицы солнца... Выпьем за Великое Светило, Эверетт. Пейте и передайте мне бутылку. Чего, чего, а рома хватает в Альджаубе...
Рассеянно слушая быстро пьянеющего физика. Эверетт думал о своем. Разговор с Мэй не выходил из головы. Блер вскружил голову бедной девочке, это ясно. Он остался один, совсем один. Единственный близкий человек потерян!
– Э, да вы совсем не пьете, – спохватился физик. – Давайте-ка свою чашу, Выпьем, коллега, выпьем за ваше посвящение в жрецы Неугасимого Пламени!
– Вы пьяны, О'Лири, – послушно подставляя бокал, с улыбкой заметил Эверетт. – Вам не следует больше пить.
– Да, да, – восторженно подхватил физик. – Да, да, да! Я пьян, я совершенно пьян, но не от рома, нет. Неугасимое Пламя струится в моих жилах. Это блаженство, Эверетт, это подлинное блаженство. Когда-нибудь и вы испытаете его. Только нам, адептам великого Заратуштры, доступны эти неземные чувства...
Эверетт оторопело смотрел на своего коллегу: О'Лири преобразился. Огненная его шевелюра вздыбилась над побелевшим лицом, глаза пылали.
– Да, да, да, – все более распаляясь, продолжал ирландец. – Мы преемники мудрых мидийских магов! Наше божество – великий Агура Мазда! Вы не читали древние книги Авесты, Эверетт? Агура – это свет, правда, доброта, знание. Ему противостоит злой дух Ангра Майнью – весь тьма, лживость, злоба и невежество. Это он примешивает яд к растениям, дым к огню, грех к человеку, смерть к жизни...
– Прекрасная легенда, – примирительно заметил Эверетт. – Все это очень...
Но физик положительно закусил удила:
– Это откровение! Да, да, да, откровение, а не легенда! О, вы еще придете к нам. Придете! Или же разделите участь того – молодого, самоуверенного...
– О ком это вы? – насторожился Эверетт.
– Нет, нет, не спрашивайте. Сейчас мне некогда. Я тороплюсь, я должен спешить. Прощайте, Эверетт!
И неугомонный физик, сорвавшись с места, устремился на улицу. Эверетт только пожал плечами. Трудно, очень трудно было ничему не удивляться в Альджаубе.
