Многовековая борьба за место под солнцем отточила волчьи зубы картелей до неимоверной остроты. И теперь они рвали этими зубами на части агонизирующее тело ЦК. Рвали с холодной кибернетической отточенностью механистов, со скользким, не признающим никаких моральных ограничений коварством шейперов. Промышленность ЦК подверглась захвату и дикому разграблению. Коммерческие агенты и надменные дипломаты, соперничая друг с другом, выхватывали друг у друга ее сочащиеся живой кровью, теплые, дымящиеся куски. Толпы нанятых ими ко всему безразличных людей наводнили дворец Царицы, гадя по углам и бессмысленно разрушая все, что нельзя было украсть.
Сцепившиеся в дикой схватке фракции ЦК угодили в классический двойной капкан, в ловушку, уже давно угрожавшую человечеству. С одной стороны, намертво увязанный с последними техническими достижениями образ жизни и мыслей неуклонно подталкивал общество к взаимному недоверию и распаду. С другой стороны, разобщенность и самоизоляция сделали все эти фракции легкой добычей мощных, объединенных в монолит картелей. Вдобавок повсюду свирепствовали пираты и приватеры. Картели на словах осыпали их проклятиями, а на деле – поддерживали.
А я? Я, вместо того чтобы помогать моей родной Полиуглеродной лиге, был сейчас всего лишь исчезающе малой черной точкой в пространстве, тускло-черной спорой, прилепившейся к обрыву несущейся в пустоте ледяной горы.
Но именно эти скорбные дни помогли мне познать истинную цену моей новой оболочки. Если и дальше все пойдет так, как предусмотрено Уэллспрингом, не за горами новые возрождение и расцвет. А мне было суждено пережить тяжелые времена в моей спороподобной оболочке, уподобившись высохшему, гонимому ветром маленькому клочку лишайника. Клочку, который с легкостью может провести в таком состоянии долгие десятилетия, чтобы, попав в более благоприятные условия, вспыхнуть в один прекрасный день цветущей волной всепобеждающей жизни. Да, Уэллспринг проявил присущую ему мудрость, обеспечив меня такой оболочкой. Я всецело ему теперь доверял. И я не мог обмануть его ожидания.
Меня одолевала скука; я мало-помалу погрузился в медитативный ступор. Мои чувства, зрение и слух простерлись далеко за пределы возможного, мое сознание растворилось в себе самом и я оказался в ревущем предсуществовании пригожинского горизонта событий. Пространство-время, второй уровень сложности, заявляло о себе скулящим воем далеких звезд, раскатистым ропотом планет, треском и шипением разворачивающегося Солнца.
Прошло немало времени, прежде чем меня вновь пробудили к жизни космическая пустота и безысходность вечной симфонии Марса. Тогда я отключил усилители своей оболочки.
Они были мне больше не нужны.
Я направился к южной оконечности астероида, где, по моим расчетам, должна была высадиться команда, посланная для демонтажа двигателей. Автономная киберсистема уже переориентировала ледяную гору, подготовив ее к частичному торможению, поэтому именно с южной оконечности теперь открывался самый хороший вид на древнюю планету.
Не успели стихнуть последние толчки тормозных дюз, как на ледяную гору тихо опустился пиратский корабль. Это было изящное и прекрасное судно шейперов, с широко раскинутыми крыльями солнечных парусов из тончайшей, переливающейся всеми цветами радуги пленки. Сверкающий корпус из органометалла скрывал под собой мощнейшие магнитные реакторы восьмого поколения, позволявшие кораблю развивать фантастическую скорость. Торчащие из бортов тупые дула оружейных киберсистем лишь подчеркивали стремительную плавность его обводов.
Я бросился в укрытие, стараясь как можно глубже вжаться в оказавшуюся поблизости ледяную трещину, чтобы не быть обнаруженным корабельным радаром. Я ждал долго, потом любопытство пересилило страх, я выбрался наружу и пополз вдоль зазубренной кромки льда, пока не нашел себе удобную для наблюдения точку.
Корабль стоял, балансируя на тонких подпружиненных манипуляторах, напоминавших коленчатые ноги богомола; когти манипуляторов глубоко вонзились в голубой лед. С корабля высыпала толпа роботов, которая теперь вгрызалась в поверхность ровного, как стол, плато.
Я никогда не боялся роботов и смело устремился по льду в их сторону, чтобы поближе понаблюдать за их странными манипуляциями. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания.
Я смотрел, как неуклюжие автоматы ковыряют и дробят лед. На глубине десяти метров они наткнулись на тускло сияющую металлическую плиту.
То был воздушный шлюз.
Роботы остановились. Они ждали. Время шло, но никаких приказов не поступало. Их программа кончилась, они припали к поверхности астероида, отключили свои системы и замерли неподвижно, такие же мертвые, как окружавшие меня глыбы льда.
На всякий случай я решил сперва осмотреть корабль. Как только открылся шлюз, корабль ожил, заработали системы жизнеобеспечения. Я прошел в рубку. Кресло пилота пустовало.
Кроме меня, на борту не было ни души.
Почти два часа ушло, пока я разобрался в хитросплетениях бортовых киберсистем. Когда все было кончено, я окончательно убедился в том, что подозревал с самого начала. Это был корабль Уэллспринга.
Выбравшись наружу, я подполз по льду к плите воздушного шлюза. Люк открылся мгновенно. Уэллспринг не любил усложнять вещи без крайней необходимости.
За второй крышкой шлюза скрывалось помещение, залитое ослепительным бело-голубым светом. Я подкорректировал электронные системы моего зрения и прополз дальше.
В дальнем конце помещения стояло ложе из драгоценных камней. Собственно, это даже была не кровать в обычном понимании этого слова, просто беспорядочно наваленная рыхлая груда самоцветов.
На вершине груды спала Царица.
Я переключил диапазон зрения. От Матки не исходило никакого инфракрасного излучения. Она лежала совершенно неподвижно; ее руки, скрещенные на груди, судорожно сжимали какой-то предмет; трехпалые ноги были вытянуты; массивный хвост свернут в кольцо и уложен между ног. Ее громадная голова, размером с торс взрослого мужчины, была прикрыта напоминавшим корону шлемом, инкрустированным сверкающими бриллиантами. Она не дышала, глаза ее были закрыты; за толстыми, слегка приоткрытыми чешуйчатыми губами виднелось два ряда крючкообразных желтоватых зубов, Она была холодна как лед и погружена в свойственный пришельцам криогенный сон. Только теперь мне стал до конца ясен хитроумный замысел Уэллспринга. Матка сама, сознательно и добровольно принимала участие в своем похищении. Уэллспринг дерзко и бесстрашно проделал этот трюк, чтобы обвести вокруг пальца своих соперников и начать все заново на орбите Марса. Поразительная по своей смелости попытка поставить всех перед свершившимся фактом, которая, обернись она удачей, дала бы ему и его адептам поистине неограниченную власть.
