Айна посмотрела на Милана.
— Я не собираюсь спасать его шкуру, хоть он и ашат, как ия, — сказал лейтенант. — Я хочу, чтобы он перестал убивать.
Милан вышел из комнаты, Танаха шел следом, но у самой двери он обернулся и сказал Айне:
— В том, что ты воспитала труса и мерзавца, моей вины нет. Иньяки — не воин за веру. Он маньяк. Ты знаешь, где он. И ты передашь ему мои слова. Если я найду его первым, пусть не надеется остаться живым.
Айна ничего не ответила. Для нее Иньяки был воином.
Сев за руль, Танаха запустил двигатель, и полицейский джип покатился по пустынной ашатской улице.
— Зря ты это сказал, — заметил Милан. — Для нее он сын. Плоть от плоти. Плохой или хороший.
— Надоело, — ответил Танаха. — Шесть месяцев безумия. Спроси любого, за что он убивает и сам готов умереть, — никто не ответит: за гражданские права или за веру. Каждый скажет, что мстит за смерть. Друга, сестры, соседей или просто хорошего человека. Это никогда не закончится. Всегда кто-то останется неотомщенным.
— Тяжело жить с сознанием того, что человек, убивший твоего брата, не получил по заслугам.
— У меня убили двух братьев. Я никогда не узнаю имени убийц. Их убила толпа. Но я не собираюсь мстить всем имлинам. И если я кому-то хочу вырвать сердце, так это Мбобе Иерусалимскому и Фариду Андерсену. Чтоб навсегда отбить у них охоту воевать за веру и сесть в кресло мэра.
Милан ничего не ответил. В чем-то он был согласен с Танахой. Невозможно остановить войну, если каждый день совершаются новые убийства. Это как горный обвал. Стоит сорваться одному камню, как он тут же увлекает за собой два новых, каждый из которых прихватит три соседних. И если склон будет бесконечным, то камни так и будут падать, увлекая за собой все Новые и новые жизни.
Но в том, что происходит в Пешковеце, были виноваты имлины. Это они начали бойню. Они обманули и совет Европы, и комиссию ООН. Они оговорили ашатов, и теперь почти все политики и партии поддерживают их, называя ашатов бандитами. В первые месяцы Милан, как и многие ашаты, взял в руки оружие. Он убивал, убивали его друзей, его близких. Шла обычная война. Но вскоре Милан понял, что оружием можно защитить свою жизнь, но не свою честь. Чтобы помочь своему народу, нужно было раскрыть истинное лицо имлинов. Раскрыть заговор против ашатов.
И это не просто слухи. У Милана были документы, доказывающие существование заговора. Он уже почти две недели каждый день носил их с собой в надежде, что сможет встретиться с Герхардом Олландом. Шансы на встречу Милан расценивал как пятьдесят на пятьдесят. Город небольшой, работа полицейских должна проверяться одной из первых. Скоро месяц, как Милан и Танаха ведут дело об убийстве имлинских депутатов, и шансов на поимку Иньяки у них пока что немного. Так почему бы наблюдателю не встретиться с сыщиками и не поинтересоваться: как идет розыск одного из самых кровавых террористов Пешковеца? Попросить же о встрече с Олландом официально было невозможно. Заинтересуются, проверят, заподозрят в предвзятости. И тогда прощай работа. Милан считал, что, если его уволят, лучше от этого не станет ни ему, ни Пешковецу.
Доложив дежурному свое местонахождение и ближайшие планы, Милан и Танаха поехали в бильярдную «15». Иньяки частенько там появлялся. Может, повезет, кто-то его видел или намекнет, где искать. У монастыря Святой Лютиции дежурный дал команду возвращаться в комиссариат. Никаких объяснений, приказ комиссара. Делать нечего, Танаха развернул машину и поехал в противоположную сторону.
В комиссариате их ждал Герхард Олланд.
Когда Милан вошел в конференц-зал, Герхард уже закончил о чем-то разговаривать с Синтом Аленом, лейтенантом из четвертого участка. Ален был высоким, широкоплечим имлином. В Пешковеце у него была репутация неплохого сыщика, специализировавшегося на убийствах. С Миланом они познакомились почти месяц назад, когда пытались вычислить маньяка, почему-то невзлюбившего людей в шортах. Проверяя подозреваемых, Синт не делал различия, кто был перед ними — ашат, имлин или поляк. И когда подозрения пали на Гуннара, одного из помощников Филиппа Таклоса, Синт без особых разговоров отвез Милана на конспиративную квартиру, где они вдвоем и допросили его. Гуннар отнесся к происходящему с пониманием и ответил почти на все вопросы. Поимка снайпера была в его интересах. Из-за последнего убийства сорвалась встреча с Андерсеном, а значит, и перемирие.
Маньяком оказался сошедший с ума тридцативосьмилетний латыш, бывший спортсмен-биатлонист. Стрелял он обычно с чердаков заброшенных зданий, которых в Пешковеце теперь было в изобилии. Это совместное расследование положило начало более доверительным отношениям между полицейскими Пешковеца. Совсем как до войны.
Пожав у двери Милану руку, Синт ушел.
— Лейтенант Милан Катье, — представился полицейский. — Комиссар сказал, вы хотели со мной поговорить?
— Герхард Олланд, наблюдатель департамента религиозных и межнациональных конфликтов. Мне бы хотелось поговорить с вами о криминальной ситуации в Пешковеце. Присаживайтесь.
Тот же день
20 часов 15 минут
После плотного ужина в ресторане гостиницы Герхард Олланд, сидя в своем номере в кожаном кресле с вечерним бокалом вина на ломберном столике, вскрыл пакет, переданный ему полицейским лейтенантом. Из пакета он извлек сложенную пополам дюжину листов бумаги. Это оказались копии деловых писем. Точнее, заверения в поддержке партии «Имлинское единство» и имлинской общины Пешковеца. А также поддержке господином Штрайбергом, спецпредставителем президента по законности при Евросовете, Леоном Серполе, советником министра обороны Европы, комиссаром по правам человека при ООН Энтони Гастингсом и еще семью известными европейскими политиками. Специальным представителем премьер-министра Японии в Европе господином Якимотой и советником посольства США Майклом Пауэлом. Тон писем был приблизительно одинаковым. Полное понимание и поддержка позиции имлинской общины в Пешковеце, обеспокоенность происходящим, надежда на скорое принятие со стороны Совета безопасности Европы мер по пресечению преступных действий ашатских террористов. Заверения в готовности оказать посильную помощь в урегулировании конфликта, а также поддержать имлинские требования в Евросовете при обсуждении вопроса о принятии заявления по геноциду имлинов. То есть полная поддержка совершенно конкретными политиками позиции имлинов.
У Герхарда зародилось сомнение. Он перебрался за стол, достал из верхнего ящика ручной сканер, скоммутировал его с ноутбуком и отсканировал подпись Гастингса. Соединившись с центральной базой данных, Герхард отправил подпись на экспертизу. Подпись была подлинной. Олланд проверил все подписи, и все они, с вероятностью от девяноста пяти до девяноста семи процентов, оказались подлинными.
