Ройе терялся в догадках, и этого одного хватало, чтобы обеспечить головную боль на весь предстоящий месяц. И вот на тебе – срыв у мальчишки… Поганый срыв.
Ройе знал Шерри – или скажем так, был наслышан. Смерть его в политическом раскладе на Биакко ничего не меняла: слишком мелкая сошка. Но Ройе было совершенно не нужно, чтобы о смерти этого болвана узнали другие "Бессмертные" – вот ведь дурной каламбурчик. То есть, чтобы они узнали, _как_ он умер.
Все, чего Ройе хотел от "Бессмертных" – нейтралитет. Если бы просочилось, что тут приложил руку кто-то из партии Ройе – Бессмертные кинулись бы в лагерь Джеммы, а это серьезно сместило бы баланс сил.
Ройе знал, что паузу между подачей жалобы и вынесением тайсёгунского приговора Джемма – а точнее, Нуарэ – использует для подтягивания, так сказать, резервов. Впрочем, сам Ройе занимался тем же. И вот нате вам пожалуйста, Шерри является уже навеселе в "Запретный сад" как раз в тот момент, когда там идут переговоры с Анн де Бонд – на которые для отвода глаз позвали еще и импортера тканей господина Тору. И видит там мальчишку – он должен был якобы развлекать де Бонд, а на самом деле передавать ей от Ройе предложение, от которого трудно отказаться.
Что мальчишка принял вызов Шерри – хорошо; что зарубил его – еще лучше. Что сорвался – из рук вон плохо. Ройе не мог принять к исполнению план, в котором целых два слабых звена.
– Нам нужно догулять в "Запретном саду", – повторил он, глуша двигатель. – И если кто-то сможет что-то сделать с его срывом – так это Баккарин.
***
Дик пробирался в полной темноте между холодных скользких стен, по коридору, настолько тесному, что иногда приходилось выдыхать, чтобы протиснуть себя между очередными двумя выступами. После того, как плач ребенка замолк, ориентир остался только один: нарастающая вонь. Знакомая вонь бустерного поля. По крайней мере, уговаривал себя Дик, он не умрет от голода. Плач стих совсем недавно, и слышался уже совсем близко, малыш просто уснул, уснул – он не мог умереть, это было бы несправедливо, после… после всего. Чего именно "всего", Дик не помнил, но ощущение кошмара было еще свежо.
Стены раздались – и юноша оказался в просторном помещении, где вонь сгустилась почти до осязаемой плотности. Прожилки и клубки бустерной грибницы лежали лужами жирно-желтого света, который казался слишком липким, чтобы оторваться от земли и озарить хотя бы то, что эта грибница питала: сталагмиты грибной плоти. Тучные наплывы упруго подавались под руками Дика, когда он, постанывая от омерзения, прокладывал себе путь между рядами бустерных груд. На подложку, слегка проседающую под босыми ногами, юноша старался не смотреть. Он знал, что там внизу – тела. Сотни, тысячи тел, брошенных сюда, в пищу пище.
Он ступал медленными шагами, зная, что ребенок – где-то в центре этого жуткого лабиринта, и что он жив. Это было главное. Нужно найти его и вывести отсюда. Все остальное – потом.
Когда он наткнулся посреди прохода на маленькое, дрожащее – но теплое тело, он был уже слишком измучен, чтобы радоваться. Но, присев над малышом, чтобы взять его на руки, он ощутил на своих плечах твердую хватку умелых и безжалостных рук.
– Я знал, мой капитан, что на эту приманку вы непременно клюнете…
Дик рванулся вперед и вниз, уходя от захвата – как учили; но Моро был профессионал, а флорда у юноши не было; что там флорда – паршивого ножика не было. Моро одной рукой зажал ему рот и нос, а другой стиснул предплечье, подминая противника под себя.
– Ты чего орешь? – прошипел он в самое ухо. – Всех перебудить хочешь?
Дик от изумления проснулся и легко сел, почти без труда сбросив навалившееся на него тело. От летящей в голову подушки-валика увернуться не успел.
– Я только заснул! – трагически проговорил, сидя на своем футоне, Тигр. – И тут ты со своими пьяными кошмарами… Иди спать в сад, если не можешь с людьми!
Тигр слегка злорадствовал по поводу того, что Дик ночует сегодня в общей комнате, а не у Баккарин. Он это воспринял как падение фаворита. Видимо, успел уже раскаяться.
Дик швырнул подушку обратно – целился в корпус и потому попал. Потом помог подняться Шане, той самой девушке, которая зажимала ему рот, чтобы он не голосил. Извинился перед ней.
В общей комнате висел утренний полумрак. Работницы "Горячего поля" все-таки слишком устали, чтобы такая незначительная шумиха разбудила всех – только три-четыре головы приподнялись над подушками, но тут же опустились обратно. Шана хотела вернуться на свою постель, но Дик придержал ее за руку:
– Нет, не уходи. Пожалуйста.
– Я тоже спать хочу, – сказала она.
– Спи здесь. Давай футоны сдвинем, – он почти умолял.
– Что это с тобой? – девушка осторожно пощупала ему лоб. – Вроде ты не простыл после вчерашнего. А с перепою многих кошмарит, ты не думай, что я на это куплюсь…
– Шана, ну я прошу тебя, мы просто поспим и всё. Честно…
– Просто поспим? Приставать не будешь?
– Да какой из меня сейчас приставальщик, – Дик был готов почти на все, чтобы уговорить эту девушку, и именно потому, что адски хотел уснуть. Спокойно. Без снов.
– Ох, ну ладно, – Шана подтянула свою постель. – Только помни: полезешь руками где нельзя – получишь по яйцам. Понял?
Она легла рядом, и Дик тут же прильнул к ней, обхватив "где можно" – за плечи.
– И не дышать на меня! Отвернись и туда дыши.
Дик послушно поднял лицо так, чтобы весь "выхлоп" шел над головой Шаны. Закрыл глаза и почти тут же заснул.
Проснулся во второй раз около восьми первой смены. По здешним понятиям – несусветная рань. Рабочий день в "Горячем поле" начинался в шесть второй и заканчивался в три-четыре первой смены. И хотя персоналу борделя полагалось вставать раньше загулявших клиентов (чтобы к моменту их пробуждения организовать проводы – часть сервиса), это все равно должно было произойти позже. Дик и сам взял бы от сна все, что мог, если бы тело девушки, поначалу внушавшее только покой и безопасность, не начало вызывать желание.
Это было совсем не так, как с Роксаной. Тогда пробуждение очень быстро все расставило по своим местам: высокая, стройная Рокс на вид была слишком… Дик перехватил слова "похожа на парня" у самых ворот сознания и пинками загнал их туда, откуда они выползли. Очень красивая девушка Рокс, но не для него эта холодная и отточенная красота. А вот Шана… Стоило открыть глаза – и желание усилилось. Все, что высовывалось из-под покрывала – круглое плечико, рука, шея, даже пятка – выглядело до умопомрачения соблазнительно. Все, что было прикрыто, все эти округлости и впадинки, кружили голову еще сильней.
Дик решил покурить и залезть в онсэн. Сейчас, пока все спят, и никто не сможет полюбопытствовать насчет шрамов.
