- А кто этот человек? - шепотом спросил приор. - Он слишком молод для искусного врачевателя.
- И тем не менее, он - лучший целитель ран, нанесенных в сражениях доблестным рыцарям, - уверил я его.
Фьямметта встречала нас на пороге братского жилища, раскрыв от изумления свой прелестный ротик.
Без всяких слов я дал ей понять, что здесь не место для радостных приветствий, и мы поспешили наверх, в отведенную для Фьямметты келью.
Раскрыв свой прелестный ротик еще шире, Фьямметта наблюдала за тем, как Акиса снимала свой ассасинский тюрбан, обнажая лицо и черное богатство своих волос, украшенных золотыми нитями смерти.
- Знакомьтесь, сударыня, с моей кровной сестрой, - невольно сдерживая улыбку, сказал я.
Ошеломленная Фьямметта переводила взгляд то на Акису, то на ее новоиспеченного братца, то - на мою расцарапанную шею и опухшие губы, то на украшенный ссадиной лоб Акисы.
- Кровная сестра? - наконец пролепетала она. - Вы никогда не говорили мне, мессер, что у вас есть сестра.
Акиса не понимала по-тоскански, но зато, по старой привычке, быстро, куда быстрее меня, догадалась, что надо делать, и, распустив тесемки аметы, обнажила грудь. Я торопливо задрал вверх свою сорочку.
Тут Фьямметта встрепенулась и обхватила голову руками.
- Вот так чудеса! - радостно воскликнула она.
- Это еще только полчуда, - заметил я, - а настоящее чудо нам только предстоит устроить и - чем скорее, тем лучше.
- Значит, вы, мессер, хотите сразу представить невесту жениху? озабоченно спросила меня Фьямметта. - Тогда ее нужно поскорее одеть достойным образом. Я думаю, вашей сестре мое новое платье будет как раз впору.
- Какое "новое платье"? - пришла и моя очередь изумиться второй половинке чуда.
Оказалось, что Фьямметта уже успела побывать у венецианских торговцев и - в счет моего годового дохода порядком разорить и без того разоренную капеллу.
Пока дамы, "беленькая" и "черненькая", занимались самыми важными и самыми тайными женскими делами, я проник в оружейный подвал капеллы и не обнаружил там ничего, кроме копий и луков, составлявших обычное вооружение тюркоплиеров. Лук-то мне и был нужен. При свете масляного огонька я тонким каламом начертал на крохотном кусочке пергамента две звезды и два арабских слова: "ЗАТМЕНИЕ МИНОВАЛО". Затем подобрал стрелу с белым оперением и, привязав к ней пергамент, незаметно для приора выбрался на задний двор.
От такой беззлобной лжи, которую вполне можно было бы считать правдивее многих королевских, тамплиерских и ассасинских правд, священный кипарис, как мне показалось, даже не содрогнулся.
Лук я вернул на место и, зайдя на обратном пути к усердно молившемуся приору, еще раз бесстыдно встревожил его сердце, теперь - такими словами:
- Мессир приор, я слышал какой-то стук на заднем дворе, но никого там не заметил. Как вы думаете, что бы это могло быть?
Зато мое собственное сердце едва не выскочило из груди, когда я увидел своих дам, "беленькую" и "черненькую", блиставших красотой и роскошными одеждами.
- Пора, - еле переведя дух, сказал я им. - Комтур, конечно же, услышал, что я вернулся и вернулся в срок. Лишние волнения могут плохо отразиться на его здоровье.
Сдерживая самый греховный смех, мы подобрались к келье умиравшего комтура, и я, гордо и важно распрямившись, вошел к нему твердым шагом.
Рыцарь Эд де Морей был бледен и худ, но я не мог позволить себе никакого сочувствия.
- Брат комтур, я рад, что ты сдержал свое слово, - громогласно изрек я. - Он пришел.
- Кто? - с трудом вздохнув, тихо вопросил комтур.
- Посланный к тебе ангел, - отвечал я.
И с моим последним словом в келье появилась Акиса, накрытая с головы до самых колен легкой пеленою.
Глаза комтура блеснули, и он, в изумлении подняв голову, спросил меня внезапно окрепшим голосом:
- Ангел смерти?
- Его назначение, брат, зависит от твоей собственной воли, - весело проговорил я и быстрым движением сорвал с Акисы пелену.
Комтур содрогнулся. Его лицо внезапно побагровело и покрылось крупными каплями пота. Он откинулся на войлочное подголовье и шумно вздохнул, а вернее зарычал, словно утомленный тяжелой охотою лев.
- Мессир Посланник! - донесся из-за двери испуганный голос приора.
- Мессир приор, прошу вас подождать всего несколько мгновений! отвечал я ему и, придав себе еще более величественный вид, для чего я даже подтянулся на носках, возгласил: - Ныне ввиду отсутствия Великого Магистра Ордена я, как Посланник Удара Истины и явленный Великий Мститель, волею, данною мне "Священным преданием" братьев, чаявших Истины, объявляю Румскую капеллу Ордена бедных рыцарей Соломонова Храма достойно исполнившей свое предназначение и потому подлежащей окончательному исходу из области временного земного устроения в область вечного духа. Волею Посланника Удара Истины и властью "Священного предания" я объявляю рыцаря Эда де Морея освобожденным от звания комтура Конийской, или Румской, капеллы Ордена Соломонова Храма, а также от обета безбрачия.
- Святые исповедники! - раздался за дверью дрожащий голос приора. Мессир Посланник, умоляю вас! Великая новость!
- Что ты делаешь, брат?! Что ты делаешь?! - обливаясь жарким потом человека, уже побеждающего смерть, шептал тем временем рыцарь Эд де Морей.
- Волею Посланника Удара Истины, - непоколебимо продолжал я, - объявляю помолвку рыцаря Эда де Морея с госпожой Акисой, урожденной графиней де Ту, принцессой ассасин Черной Молнией, маркизой д'Эклэр.
И с этими словами я наконец совершил то, что мечтал совершить уже много лет: я наклонился и с самым искренним почтением поцеловал самую опасную руку всего поднебесного мира.
- Мессир Посланник! - вскричал за дверью приор, будто ему приставили к шее Большой Зуб Кобры.
- Войдите, святой отец, - любезно позволил я священнику.
Оказалось, что он совсем недавно проявил невиданную смелость: древко белоперой стрелы торчало из его кулака, хотя и трепетало, как огонек свечи на сильном ветру.
- Вот, мессир Посланник! - пробормотал приор, бросая испуганные взгляды то на рыцаря Эда, то на прекрасную Акису. - Священный кипарис вновь принял весть предания.
С самым невозмутимым видом я развернул кусочек пергамента, который был влажен от рук бедного приора, и показал его содержание рыцарю Эду. Тот, услышав о всех титулах Акисы и осознав свое новое предназначение, молча глядел на пергамент и на весь мир, как человек, нечаянно уцелевший при Ноевом потопе и выброшенный волнами на неведомый берег.
- Весть "Священного предания" подтверждает волю Посланника, - как ни в чем ни бывало заявил я. - Все концы сошлись, брат. Ничего не поделаешь.
