Игорь с Алексеем повернулись к нему, Каримов оглянулся со дна оврага.
– Когда? – спросил Курортник.
– После того, как варханы убрали купол на Териане. Порталы тогда тоже возникли в большом количестве, а еще… – Яков сделал широкий жест. – Ну, вы и сами чувствуете. Вибрация. Потом все успокоилось – через несколько дней. Хотя они говорят, что сейчас ощущения немного другие. Тогда все было… мне трудно понять их. Спокойнее, что ли. Не было такого возбуждения, то есть напряжения в воздухе.
– Сейчас-то купол на месте, – напомнил Лабус.
Вместе со снайпером Леней Костиковым и еще одним бойцом сержант Каримов выбрался из оврага. Они двинулись к заводу, перебегая между горами грязного песка и поросшими травой земляными горбами, из которых в основном состоял пустырь.
Заговорил Юриан, и Явсен перевел:
– Что теперь?
– Пусть прикажет своим людям отдыхать, – сказал Игорь. – Можно поесть, но быстро. Времени нет: сержант вернется, опишет обстановку – сразу начинаем операцию.
Яков, Явсен и Юриан спустились обратно, а Лабус спросил у Сотника:
– Капитан, тебе нездоровится? Знобит?
Игорь понял, что сидит, обхватив себя за плечи и прижимая АК к груди. Костя внимательно глядел на него – будто понимал, какое чувство посетило командира, и тоже ощущал темную волну, накатывающую на них.
– Нормально! – Игорь повернулся к заводу. – Костя, расставь вместе с Юрианом часовых. Я подежурю с этой стороны.
Юриан с Ковбоем, Базилио и Каланча встали на дежурство с разных сторон оврага. Трое бойцов Каримова наскоро перекусывали галетами из спецпайка, Веня Григоренко был с ними – он вообще держался возле омоновцев, наблюдал и пытался копировать их повадки. Вета, Голубки и остальные члены отряда, сидя возле накрытого сеткой мотоцикла, занялись своим оружием. Явсен и Яков, откинув край сетки, крутили настройки экстрапередатчика.
– Нет связи? – уточнил Игорь.
Не поднимая головы, Яков ответил:
– Нет, только какие-то странные помехи. Раньше такого не было.
С дальнего конца оврага донесся возглас, и он перевел:
– Опасность!
– В чем дело? – Игорь вскочил – и тут же повалился на склон, увидев самолет, летящий к пустырю со стороны солнца. Рокот винтов достиг оврага.
– Всем прятаться! – крикнул он. – Кто возле МКС – под него!
Яков выкрикнул несколько слов на русском и терианском, и когда Явсен громко перевел их, находящиеся возле маскировочной сетки люди полезли под нее. Самолет пронесся над заводом. Летел он совсем низко, отчетливо был виден длинный пулеметный ствол, четыре пузатые бомбы под крыльями и герб: череп с секирами.
Игорь с Костей и Алексеем лежали плечом к плечу, сжимая оружие.
– Надеюсь, сержант со своими успели спрятаться, – пробормотал Курортник.
– Они-то точно успели, вот мы по лопухам лежим – плохая маскировка, – заметил Лабус.
Игорь молчал. Острое, пронзительное ощущение близкой смерти не отпускало его. Темная волна была где-то за спиной, грозно шумела, вскипала черными бурунами, медленно, неотвратимо нагоняя его.
Самолет пронесся над ними, рокот стал затихать и вскоре смолк. Из-под сетки выбрался Явсен, поднял ее край. Показался Яков, с другой стороны полезли терианцы.
– Товарищ полковник, как там Аня? – спросил Лабус.
– Заснула, – ответил Яков. – Или просто лежит неподвижно.
Возле оврага бесшумно возник сержант Каримов, за ними показались снайпер Костиков и второй боец. Каримов в своей обычной манере резко присел на корточки, словно по пояс провалился куда-то, и положил руки на колени.
– Одно здание, бетонная ограда, большой двор, – стал докладывать он. – Стена с нашей стороны глухая, разбитое окно под крышей. На крыше семафор. Еще с этой стороны, то есть с юга, во дворе столовая, на крыше дежурят двое.
С востока двор заминирован, там несколько воронок и пара трупов. С запада склады, пять зданий. На севере, где центральные ворота, стоят три грузовика, пять тачанок, два броневика, три мотоциклетки. Еще поддоны с кирпичами. Ворота раскрыты, сломаны. Костян в оптику насчитал двадцать охранников в разных местах. Еще – рабочие, то есть рабы, все в ошейниках. Их тоже около двадцати. – Сержант вырвал травинку, сунул в зубы и продолжал: – По-моему, этот завод используют как промежуточный склад. Во дворе куча камней вроде тех, что мы видели в кузовах машин, которые ехали на центральную стройку. Еще всякие железки горой лежат. Ну и кирпичи – а ведь завод не кирпичный.
– Рабы – земляне? – спросил Игорь.
– И земляне и нет, хотя не всегда разберешь. Вопрос в другом: по-моему, они собираются закрывать этот объект. Все рабы скованы цепями и сидят под воротами. Вернее – сидели, теперь уже нет.
– Что это значит, сержант?
– А то, капитан, что, когда мы наблюдали, к заводу из города подъехала новая колонна. Большая: семь грузовиков, пять тачанок, три броневика. Около пятидесяти солдат. Она встала во дворе, и ее начали загружать. Рабы вынесли из цеха несколько станков, сейчас поднимают в грузовик.
В другие складывают камни, металлолом, кирпичи.
– И надолго это? – поморщился Лабус.
Сержант хмуро кивнул.
– Рабы выглядят истощенными, грузят небыстро.
– Пятьдесят бойцов… – повторил Игорь. – Значит, атаковать сейчас не можем?
– Нет, капитан.
– По времени Илья уже должен был найти партизан. Если договорятся – он вот-вот поведет их к центральному лагерю варханов. А может, уже ведет. С наступлением темноты дойдут, что тогда?
Каримов выплюнул травинку.
– Долго находиться возле объекта не смогут, даже если, как он хотел, подберутся небольшими группами.
– Выпасут их, конечно, – кивнул Лабус. – Значит, нам надо начинать прямо сейчас.
Игорь посмотрел на Каримова.
– Сержант, уверен, что атаковать завод до того, как колонна уедет, нельзя?
– Исключено, – отрезал тот. – Это тихо не сделаешь, невозможно. Положим людей, нашумим… Часть прибывших с колонной бойцов разбрелась по двору, семафор при таком раскладе быстро не отключить, а Илья говорил: в случае тревожного сигнала подмога прибудет минут за двадцать. Нет, надо ждать.
Они посмотрели на вечернее небо. И знакомое ощущение близкой смерти, понимание того, что жизнь близится к закату – так же, как это тусклое, прохладное солнце подбирается к горизонту, – охватило Игоря с новой силой.
– Можем опоздать, – сказал Курортник.
Лабус вскинул голову.
– Можем? Леха, мы уже опаздываем!
* * *
Ростислав Борисович Лагойда не питал иллюзий по поводу своей персоны. Не старался найти оправдание своим действиям, не занимался самообманом, к которому склонны почти все, – Лайгода, редко бывая до конца честным с окружающими, всегда был честен с собой.