Светлая полоса, похожая на железнодорожное полотно, впереди уходила под пепел, появляясь снова лишь у самого подножия горного кряжа.
– Там пепел, Женя! Глубоко! Надо объезжать, – крикнул Аникин.
Танкетка круто повернула, пробежала несколько десятков метров и остановилась. Изображение в полусфере мерцало, то появляясь, то исчезая. Очевидно, это было связано с «пунктирностью» кольца дружбы, состоявшего из летящих и приземляющихся самолетов…
– Нельзя, Ваня. Радиоволны не проходят. Танкетка стала пятиться.
– Я ненавижу вас! – застучала Эллен кулаками по полусфере. – Ведь они погибают!
Танкетка попробовала объехать море пепла слева, но и там вскоре потеряла управление. Контур острых гор, за которыми почти целиком скрылся земной диск, оставил лишь узкую полосу, и только по ней могла еще двигаться танкетка.
И тогда Евгений решился. Не считаясь ни с чем, он направил танкетку прямо в пепел.
Танкетка влетела в море пепла с большой скоростью и… поплыла по нему. Гусеницы бешено вертелись, вздымая черное облако, которое вспухало серым шаром, расплываясь туманом.
Но танкетка все же двигалась вперед к виднеющейся сквозь туман светлой полосе вулканических выбросов, поднимавшейся из пепла.
Лишь бы добраться до нее!
– Мираж! Нет, я не ошиблась в вас! Но только скорее! Скорее!
Вдруг в шлемофонах снова прозвучал голос Годвина:
– Я несу командора. Скафандр прожгло. И я вижу вас, вижу… Вы не так далеко…
Том Годвин нес Громова, чувствуя, что плечо его коченеет. Он включил аварийное устройство, отключавшее его шлем от скафандра.
«Конечно, – думал он, – правую руку командора придется ампутировать, ногу также. Прожгло и у меня скафандр… Лишь бы добежать до насыпи, забраться на нее».
И Том Годвин бежал. Рука его болталась плетью, перекинутое через левое плечо тело командора было жестким. Том Годвин не подумал, что оно защищает его от смертельных огненных капель, он не знал, что капли еще в нескольких местах прожгли скафандр Громова и космический холод ворвался под защитную одежду, а воздух вышел… Тело стало негнущимся.
И вдруг у Годвина одеревенела нога. Годвину показалось, что у него больше нет ее. Он не мог сделать ни шагу. Усилием воли он заставил себя осторожно опуститься на камни и положить рядом с собой тело командора.
Круги плыли перед глазами Годвина. Сердце, вместо того чтобы бешено колотиться, билось все медленнее, сначала оно молотом отдавалось в висках, потом стало замирать, словно замерзая… Почти равнодушно посмотрел он на свой поврежденный в нескольких местах скафандр. Потом заглянул в лицо командора.
«Какой был человек!» – мысленно сказал Том Годвин, даже не подумав о себе. Его шлем скользнул по гладкой поверхности шлема командора и скатился на камни.
Оба они лежали теперь рядом, лицом к краю земного шара, который узенькой полоской чуть выступал над зубчатой горной грядой.
Внизу в пепельном море вздымалось черное облако. Танкетка билась из последних сил. Гусеницы буксовали, она все глубже погружалась в пепел. Эллен и Аникин едва видели друг друга. Евгений круто повернул в сторону:
– Куда вы? Вперед! Только вперед! – кричала Эллен.
Но Евгений не слушал ее.
Эллен стояла. Пепел доходил ей до щиколоток. Аникин сумрачно смотрел вперед. Пепел засасывал машину. Только верхняя часть полусферы еще оставалась над поверхностью.
– Прыгайте! Прыгайте! – почему-то кричал Евгений.
Аникин схватил Эллен за руку, дернул.
Эллен не понимала, что надо делать.
Ах вот что! Над пеплом возвышается скала. Но она слишком далеко… А танкетка перестала двигаться. Она тонет, тонет!
– Прыгай, Лена! Прыгай! – уговаривал Аникин.
Это был непостижимый прыжок. Они прыгнули вместе, держась друг за друга, пролетели сквозь серую тучу…
Скала плавно приблизилась снизу темным пятном, и они упали на нее. Эллен ушиблась.
Полусферы почти не было видно. Чуть выступавший над пеплом ее верх напомнил Эллен краешек земного диска, едва видимый над горизонтом. А потом…
Потом полусфера с Евгением исчезла. Пепел над ней сомкнулся.
– Мой Мираж! – крикнула Эллен. – Он утонул!
– Сядь, Леночка, – мягко сказал Аникин. Эллен рыдала.
Евгений Громов, почерневший, словно пепел действительно оседал на его лице, выскочил из макета танкетки. Он никого не видел в лаборатории, хотя она была полна встревоженных людей.
Наташа плакала, уронив голову на стол.
Евгений бессмысленно твердил:
– Я утонул… утонул…
Вдруг Наташа вскочила из-за стола, схватила Евгения за плечи и стала трясти:
– Только ты знаешь, где они! Только ты!
– Но я утонул, утонул…
– Перестань! Ты не смеешь! Ты знаешь там каждый камень…
– Я знаю там каждый камень, – механически повторил Евгений.
– Она прекрасно разобралась, кто из вас настоящий мужчина! – в исступлении крикнула Наташа, отталкивая Евгения.
Евгений побледнел, посмотрел на часы.
В этой лаборатории командовала все-таки Наташа…
Широкий, приземистый автомобиль заносило на поворотах. Движение на шоссе прекратилось при звуках сирены.
Пожар? Скорая помощь? Авария?..
Гоночная машина неслась, прижавшись к асфальту.
Евгений непроизвольно нагибался, сидя рядом с гонщиком. Перед ним были большие автомобильные часы.
«Разум» отлетал в 10 часов 07 минут…
На стрелках 9 часов 49 минут… До города туристов от Москвы полторы тысячи километров по воздуху.
Ворота аэродрома широко открыты. Гоночный автомобиль несется уже по бетонным плитам.
Реактивная амфибия стояла, освещенная прожекторами, напоминая стрелу с легким оперением.
Сирена гонщика смолкла. Завизжали тормоза.
Сверху из амфибии протянулись руки.
Евгений буквально взлетел и исчез в проеме двери.
Амфибия уже разбегалась… Пролетела над забором… Спрятала шасси…
Часы показывали 10 часов 07 минут.
Волосы Евгения слиплись.
Девушка в белом халате протянула ему стакан. Он невидящим взглядом посмотрел на него, нащупал рукой и залпом осушил. Потом откинулся на спинку сиденья.
Часы показывали 10 часов 23 минуты.
Евгений знал, знал как никто другой, что трасса «Разума», скорость его, движение в каждой точке рассчитаны с предельной точностью. Никогда еще не поднимался с Земли такой гигант. Вылет его не мог задержаться ни на секунду.
Исступленно ревели за окном реактивные двигатели.
Девушка-врач пичкала Евгения каплями и кофе.
