- И ты думаешь, что теперь легислатура поддержит мою просьбу? Де Лонг немного смутился.
- Что касается этого, то тут я не могу быть оптимистом. Остается еще один орган, который Всемирный суд использует как критерий принадлежности к человечеству. У людей органический клеточный мозг, а у роботов - платиноиридиевый позитронный, если он есть вообще. У тебя же, несомненно, позитронный... Эндрю, не надо на меня так смотреть. Мы не знаем, как продублировать работу клеточного мозга в искусственных структурах, содержащих достаточно органики, чтобы удовлетворить требованию суда. Даже ты не сможешь этого сделать.
- И что же из этого следует?
- Конечно, надо сделать новую попытку. Конгрессмен Ли-Хсинг и все большее число других будут на нашей стороне. Президент, несомненно, примет в этом вопросе сторону большинства в легислатуре.
- А у нас есть большинство?
- Нет, до этого очень далеко. Но оно сможет появиться, если люди позволят перенести на тебя свое желание о широкой интерпретации принадлежности к человечеству. Признаюсь, что шанс невелик, но если ты не хочешь сдаваться, мы должны на него поставить.
- Я не хочу сдаваться.
20
Конгрессмен Ли-Хсинг сейчас была гораздо старше, чем в тот день, когда Эндрю впервые с ней встретился. Она давно уже не носила прозрачной одежды. Теперь ее волосы были коротко подстрижены, а одежда оставляла такое впечатление, словно она соткана из отрезков коротких трубок. И все же Эндрю придерживался, насколько позволяли рамки разумных пристрастий, того стиля одежды, что преобладал во времена, когда он впервые оделся столетие назад.
- Мы продвинулись насколько смогли, Эндрю, - сказала она. - Попробуем сделать еще одну попытку после парламентских каникул, но если честно, поражение предопределено и нам придется сдаться. Все мои последние усилия привели лишь к тому, что мои шансы на предстоящих выборах в конгресс заметно упали.
- Знаю, - сказал Эндрю, - и это меня огорчает. Когда-то вы сказали, что перестанете оказывать мне поддержку если случится то, что уже произошло. Но почему вы этого не сделали?
- Ты ведь знаешь, можно и изменить свое решение. Так получилось, что отказ от тебя стал бы для меня еще более дорогой ценой чем та, которую я была бы согласна заплатить за еще один срок в конгрессе. И вообще, я была членом легислатуры целых четверть века. С меня хватит.
- И мы никак не сможем переломить их отношение, Чи?
- Мы привлекли на свою сторону всех, кто был способен прислушаться. А эмоциональные антипатии остальных - большинства - изменить уже нельзя.
- Эмоциональная антипатия - недостаточно веское основание, чтобы голосовать так или иначе.
- Я это знаю, Эндрю, но они не выдвигают эмоциональную антипатию как основание для принятия решения.
- Если все упирается в вопрос о мозге, - осторожно произнес Эндрю, - то не стоит ли поднять дискуссию на уровень «клетка против позитрона»? Разве нет способа принудить к признанию функциональных различий? Не следует ли нам сказать, что мозг состоит из того-то и того-то? И можем ли мы сказать, что мозг - это нечто, любое нечто, способное к определенному уровню мышления?
- Ничего не получится, - сказала Ли-Хсинг. - Твой мозг изготовлен людьми, а человеческий - нет. Твой мозг сконструирован, а их - результат эволюции. Для любого человека, заинтересованного в сохранении барьера между ним и роботом, эти различия равны стальной стене в милю толщиной и в милю высотой.
- Если бы мы только могли добраться до источника их антипатии - до самой главной причины...
- Прожив столько лет, - грустно произнесла Ли-Хсинг, - ты все еще пытаешься понять человека до конца. Бедный Эндрю, не сердись, но тебя толкает на это сидящий внутри тебя робот.
- Не знаю, - отозвался Эндрю, - но если бы я смог заставить себя...
Если бы он смог заставить себя...
Он давно знал, что может прийти к такому решению, и в конце концов оказался у хирурга. Он отыскал такого, чью руки достаточно умелы, то есть хирурга-робота, потому что человеку тут нельзя было доверять, как из-за его недостаточной способности, так и из-за самого намерения сделать операцию.
Хирург не сделал бы такую операцию человеку, поэтому Эндрю, оттянув момент принятия решения и задав несколько печальных вопросов, отражавших его внутреннее смятение, отбросил защиту первого закона, произнеся:
- Я тоже робот.
И затем он сказал твердо, как научился за последние десятилетия говорить даже с людьми:
- Я приказываю тебе сделать мне операцию.
В отсутствие первого закона столь твердо отданный приказ того, кто выглядел очень похожим на человека, активировал второй закон в достаточной степени, чтобы одержать победу.
21
Эндрю был уверен, что охватившая его слабость существует лишь в его воображении. Он уже оправился после операции. Тем не менее он прислонился к стене, попытавшись сделать это как можно более незаметно. Сесть означало слишком явно себя выдать.
- Решающее голосование произойдет на этой неделе, Эндрю, - сказала Ли-Хсинг. - Откладывать его еще раз больше уже не в моих силах, и нам придется проиграть... Все кончится, Эндрю.
- Я благодарен твоему опыту за эту задержку, - сказал Эндрю. - Она предоставила мне то время, в котором я нуждался, и я сделал ход, который должен был сделать.
- Какой еще ход? - спросила Ли-Хсинг с явным беспокойством.
- Я не мог рассказать о нем тебе или людям из «Фейнголд и Чарни». Я был уверен, что меня остановят. Послушай, если весь спор развернулся вокруг мозга, то разве самая большая разница не заключена в бессмертии? Кого всерьез волнует, как мозг выглядит, как устроен или как он сформировался? Главное в том, что клетки мозга умирают; должны умирать. Даже если любой другой орган вживлен или заменен, клетки мозга, которые не могут быть заменены в точности такими же, и, следовательно, не могут не убить при замене саму личность, должны иногда умирать.
Мои позитронные схемы проработали почти два столетия без ощутимых изменений, и способны проработать еще века. Разве фундаментальный барьер не в этом? Люди могут терпеть рядом с собой бессмертного робота, потому что им все равно, сколько лет просуществует машина. Но они не потерпят бессмертного человека, поскольку их смертность переносима лишь до тех пор, пока она касается всех. И поэтому они не признают меня человеком.
- К чему ты все это говоришь, Эндрю? - спросила Ли-Хсинг.
- Этой проблемы больше нет. Десятилетия назад мой позитронный мозг был соединен с органическими нервами. Теперь же последняя операция изменила эти связи так, что потенциал моего мозга медленно - очень медленно - начал снижаться.
