Рэй Брэдбери - Октябрьская страна

- А вы заметили, - блаженно зажмурился Смит, малый поэт. - Краны в их ванной. - Он сделал драматическую паузу. - Горячая вода.

Все раздраженно вскинули на Смита глаза. Им и в голову не пришло попробовать.

Шайка разрасталась; опара на невероятных дрожжах, она выламывала двери, выпирала через окна.

- Ты не видел еще Гарви? Господи! Возвращайся в свой гроб! Вот точно говорю - Гарви репетирует. Ну разве можно быть настолько серым без системы Станиславского?

Александр Пейп неизменно ввергал всю компанию в уныние безукоризненными речевыми имитациями; теперь он заговорил точь-в-точь как Гарви - медленно, неуверенно и смущенно.

- "Улисс"? А это не та книга, где про грека, про корабль и про одноглазого людоеда? Простите? - Пауза. - О-о! - Еще одна пауза. - Понятно. - Полное изумление. - "Улисса" написал Джеймс Джойс? Странно. Я готов был поклясться, что точно помню, как много лет назад, в школе...

Они ненавидели Александра Пейпа за эти блестящие имитации - и все же покатились от хохота. Продолжение не замедлило последовать.

- Теннесси Уильяме? Это что, тот самый, который написал слащавую деревенскую песенку "Вальс" [Песня в стиле кантри "Теннесси вальс" не имеет, естественно, никакого отношения к Теннесси Уильямсу. (Здесь и далее примеч. пер.)]?

- Быстро! - хором закричал народ. - Какой там у Гарви адрес?

- Да-а, - сказал мистер Гарви своей жене, - последнее время жизнь бьет ключом.

- А ведь это все ты, - ответила его жена. - Ты заметил, как они боятся пропустить хоть одно твое слово?

- Напряженность их внимания, - сказал мистер Гарви, - граничит с истерией. Они буквально взрываются от самых невинных моих замечаний. Странно. Ведь в конторе любая моя шутка словно натыкается на каменную стену. Вот сегодня, скажем, я и вообще не пытался шутить. Очевидно, во все, что я делаю или говорю, незаметно вплетается струйка подсознательного юмора. Очень приятно, что во мне это есть, раньше я даже не подозревал... Ага, вот и звонок. Начинается.

- Нужно извлечь Гарви из постели в четыре утра, - сообщил Александр Пейп. - Вот тогда он - действительно пальчики оближешь. Полное изнеможение плюс мораль fin de siecle ["Конец века" (фр.) - литература и искусство 1890-х; декадентство.] составляют изысканнейший салат.

Все дружно обиделись на Пейпа - ну почему именно он придумал наблюдать Гарви на рассвете? И все же конец октября был отмечен повышенным интересом к послеполуночному времени.

Собственное подсознание нашептывало мистеру Гарви, что он - премьера, открывающая театральный сезон, что дальнейший успех полностью зависит от устойчивости скуки, навеваемой им на зрителей. Купаясь во внимании гостей, он, однако, догадывался, с какой именно стати стекаются эти лемминги к его личному океану. По сути своей, в глубине, Гарви был на редкость блестящей личностью, однако вчистую лишенные какого-либо воображения родители втиснули его в прокрустово ложе привычного своего окружения. Далее он попал в еще худшую соковыжималку - Контора плюс Фирма плюс Жена. Конечный результат: человек, чьи потенциальные возможности превратились в бомбу замедленного действия, двадцать лет мирно тикавшую в мирной гостиной, Подавленное подсознание Гарви наполовину осознавало, что авангардисты в жизни не встречали никого, ему подобного - или, вернее, встречали миллионы таких, но никогда прежде не удосуживались подвергнуть одного из них исследованию.

Итог исследования: он стал первой знаменитостью сезона. Через месяц в этой роли может оказаться какой-нибудь абстракционист из Аллентауна, сменивший кисти на садовый распылитель ядохимикатов и кондитерские шприцы, разбрызгивающий с двенадцатифутовой стремянки малярную краску исключительно двух - синего и светло-серого - оттенков на холст, загрунтованный неровными слоями клея и кофейной гущи, чей творческий рост зависит от признания общественности. Или - чикагский жестянщик, творец мобилей, пятнадцати лет от роду, но уже умудренный всей мудростью веков.

Ушлое подсознание мистера Гарви прониклось еще большими подозрениями, когда он допустил колоссальную оплошность - прочитал номер излюбленного авангардистами журнала "Ньюклнэс".

- Вот, скажем, этот материал о Данте, - сказал Гарви. - Очень, очень любопытно. Особенно анализ пространственных метаморфоз, происходящих у подножия Antipurgatorio, и обсуждение Paradiso Terreste [Речь, вероятно, идет о второй и третьей частях "Божественной комедии" Данте.]. А пассаж, где обсуждаются песни XV-XV111 веков, так называемые "доктринальные кантос", просто великолепен.

Ну и как же реагировал на это "Странный септет"?

Они были ошеломлены - все, до единого.

В воздухе повис зябкий холодок.

Дальше - хуже. Выйдя из роли восхитительно заурядного недотепы, не имеющего за душой ни единой собственной мысли, жалкого раба машинной цивилизации, чья единственная мечта - чтобы все не хуже, чем у соседей, Гарви доводил их до бешенства своими соображениями по статье "Все ли еще экзистенциален экзистенциализм, или Крафт-Эббинг [Непереводимая игра слов. Искажена (что не отражается на произношении) фамилия немецкого психиатра Краффт-Эбинга, чем подчеркивается ее созвучие с английскими словами. В результате название статьи можно понять как "Все ли еще экзистенциален экзистенциализм, или это ремесло приходит в упадок?] ". И они ушли.

Им не нужны умственные рассуждения об алхимии и символике, преподносимые твоим писклявым голоском, увещевало Гарви его подсознание. Им нужен исключительно простой, старомодный белый хлеб с деревенским, домашнего приготовления, маслом, чтобы пережевывать затем в каком-нибудь полутемном баре, восклицая "как восхитительно!"

Гарви отступил на прежние позиции.

На следующий вечер он снова был таким же, как раньше, милейшим, драгоценнейшим, чистейшей воды - хоть на зуб пробуй - Гарви. Дейл Карнеги? Великий религиозный вождь! Харт Шаффнер и Маркс? Лучше любой Бонд-стрит. Новейшая Книга Месяца? Вот она, на столе. Вы читали когда-нибудь Элинор Глин?

"Странный септет" впал в почти истерический экстаз. Они согласились - не очень даже упираясь - посмотреть Мильтона Берля. Каждая шутка, каждое слово Берля вызывало у Гарви приступы неудержимого хохота. Соседи Гарви согласились записывать на видеомагнитофон дневные мыльные оперы, Гарви их ежевечерне смотрел, смотрел, не отрываясь от экрана, с истым, религиозным благоговением. "Странный септет" с таким же благоговением смотрел на Гарви, они изучали его лицо, анализировали его абсолютную преданность "Матушке Перкинс" и "Второй жене Джона".