Таэни растерялась. Она переводила взгляд с предмета на предмет, она ничего не понимала, и ей было страшно. И тоскливо. Она сама не могла понять — почему.
— Можно, я потом решу? — попросила она. — Если вы даете мне право — решать…
— Таэни, — Рауль встал, сделал шаг к окну... потом повернулся. — Я понимаю, на людях придется разыгрывать роли — хозяин, рабыня... Но давай ты не будешь говорить так хотя бы сейчас, когда мы одни? Из меня и так хреновый притворщик. Я не хочу играть эту роль даже здесь!
— Хорошо, — согласилась Таэни. — Не буду… Я просто не могу так сразу… привыкнуть. Мне трудно... Господин Ам!..
Взгляд у Рауля совсем заострился. Глаза как иголки, сейчас проткнет.
— Меня зовут Лин. Нарелин, понимаешь? Ну или, черт с ним, в конце концов — Рауль.
— Но, господин Ра...
Рауль с шумом выдохнул воздух. На лице появилась досада.
— Хорошо.Значит, я — господин Ам, а ты тогда будешь — госпожа Таэни. Все равно привыкать придется, тренируйся заранее.
— Я?! — Таэни оторопела. — Господ… я не…
Она отступила на шаг и уставилась на Рауля круглыми глазами. Возможно, она отошла бы и дальше, но дальше стояла капсула.
— А чему ты так удивилась? Я ведь сказал — у нас нету рабов. Ты будешь свободная женщина, стало быть, госпожа. Или тебя это не устраивает?
Не устраивает?! Да о таком она и мечтать не могла!.. Таэни показалось, что ей подарили крылья, а она стоит, растерянная, и не знает, что с ними делать. Эти слова жгли ей душу, как весенний воздух жжет сердце — но что ответить, Таэни не знала. Рауль, вероятно, сам это понял и сжалился.
— И если можно так сделать, чтобы вы здесь законно стали свободными, — добавил он, — то это, конечно, следует сделать.
— Лин… господин… простите… Лин, это невозможно, — привычный камень в душе вернулся на место. — И вы это знаете. Но вы… ты сказал, что можешь помочь тем, кому еще можно? Так?
— Мы можем. Не надо себя отделять. Мы можем выкупить их... Но чтобы с этого вышла польза, а не полный бардак или вред, нужно сразу подумать, что делать потом. Это — самое сложное. Попробуй, реши, ничего о мире не зная! Может, есть смысл помочь им устроить общину где-нибудь далеко, в свободных землях, где нету людских государств... Это — для тех, кому тягостно рабство, но кто не захочет покинуть свой мир. У многих здесь окажутся родичи, дети, семья, многие не захотят оставить землю, где выросли... Кроме того, — добавил Рауль, — знаешь, Таэни... Я ведь не просто так все это затеял. Я живу в мире людей, а все люди смертны. Придет срок, и все, кто мне близок, уйдут. А я буду по-прежнему жить, такой же юный, бессмертный, как раньше... Понимаешь?
— Не я решаю, взойти ли солнцу завтра, — ответила эльфийка. — Солнце решает само. И ветер решает сам, дуть ли ему в горах. Вечная жизнь… Вот теперь я вижу, что это действительно ты, Нарелин. Прости, что я не поверила сразу...
Рауль наконец отвел взгляд.
Подвести Таэни к окну. Показать ей на небо. Эти вот звезды, там, за листвой, наверху — это миры. В них живут люди, и эльфы, и много других всяких-разных существ. Там — дворцы в много миль высотой, как хрустальные горы, там — дожди яркого света, океаны и древние города, и люди, которые не «господа»... Я научу вас парить среди звезд, и летать в небесах, пронизанных солнечным светом, мы будем смотреть с облаков на восход и закат, и петь вместе с птицами, мы поднимемся в черное небо, где только лишь звезды, а земля выглядит крохотной точкой, это не сказка, все будет взаправду...
Но Рауль молчал.
***
Утро выдалось пасмурным. В открытое окно сыпалась мелкая морось, воздух был прохладным и свежим, пах мокрыми листьями и странным запахом незнакомых цветов. Рауль, под утро заснувший на сотворенном наспех матрасе, потянулся и взглянул на показатели киберкомплекса. Цикл давно завершился, мальчишка пока еще спал — но «проснуть» его можно было в любой момент.
Таэни прикорнула тут же, она спала, сидя в старом кресле. Ей, вероятно, снилось что-то очень хорошее. Таэни еле заметно улыбалась, на ее лице проступило нечто неуловимое, счастливое, детское…
— Ладно... — сказал Рауль вслух. — Интересно, как нас зовут?
Он ткнул пальцем в один из символов. Внутри капсулы вспыхнул свет, прозрачный полог скользнул в сторону, открыв белоснежное ложе с эльфенком.
— Просыпайся, — сказал ему Рауль. — С возвращением в мир говорящих.
Мальчишка открыл глаза и сел в капсуле.
— Добр… — начал он и осекся. Вытаращил глаза. Сунул палец в рот. Высунул язык и попытался посмотреть на него, чуть не ломая глаза. И наконец обалдело воззрился на Рауля.
Проснувшаяся Таэни тихо смеялась в своем кресле.
— Как зовут-то тебя? — спросил его Рауль. Он пытался не рассмеяться , чтобы совсем уж не потерять лицо перед мальчишкой. Образ нужно держать. Панибратство пока ни к чему...
— Гэми, — мальчику трудно было осознать, что он теперь может говорить. Он всё никак не могу принять этого чуда. — Гэми, господин Ам.
— Видишь, Гэми, ничего страшного не случилось. Давно ты с такой бедой ходил?
— Полгода, господин Ам, — Гэми горестно вздохнул. — Так было больно сначала! А потом прошло немного, но всё равно болело…
— И какие уроды с тобой это сделали?
— Хозяин, господин Ам, — Гэми покосился на Таэни. Та сделала страшные глаза и принялась подавать мальчишке какие-то знаки. — Спасибо вам, господин, что вернули мне язык…
— Не за что, — машинально ответил Рауль. Тут же осекся внутренне, плюнул... опять промашка. Ладно, черт с ним со всем, одной несуразностью больше ли, меньше. — За какие грехи? Кто он, этот хозяин?
— Мы тут жили, в городе, — голос мальчика стал плаксивым, жалостливым. — А потом хозяйка от хозяина сбежала к другому. Ну, он позвал нас всех, у него нас четверо жило, и стал спрашивать — как же мы просмотрели. А я повторил, что от хозяйки слышал… ну, он и…
— Скотина какая, — с чувством сказал Рауль. — Ему бы самому кое-что отрезать, полезно было бы... Ладно, Гэми, это все позади. Теперь тебя никто не обидит. Сколько тебе лет?
— Тридцать шесть. Господин Ам, а можно я отсюда вылезу? — попросил мальчик.
— Давно уже можно.
Где-то внутри, глубоко, против воли рождалось сладкое чувство. Добрый волшебник... Признайся уж, Лин. Тебе ведь в последние годы так не хватало простой благодарности. Чтобы сказали спасибо. Когда ты таскал в Церес коробки с жратвой, кормил монгрелят — не было у тебя ни денег, ни власти, но зато тебя просто любили. А потом...
— Таэни. Подобные вещи тут — норма? Хозяин может творить с рабом все, что угодно?
— Да, господин Ам, — Таэни приняла правила игры. Вчерашний разговор не давал ей покоя, и сейчас она пыталась смирить рвущееся наружу любопытство. И страх. И надежду. Ей даже казалось, что Рауль… нет, не Рауль, а Лин словно бы светится изнутри. — Хозяин в своем праве, господин Ам.
