Тот утвердительно кивнул головой.
— С Хургиным тоже все улажено, — продолжал Казаков.
Глаза Дружинина загорелись радостью.
— Я говорила… — сказала Люся, внимательно наблюдавшая за лицом Дружинина.
— Спасибо! — с чувством ответил Дружинин.
Валентина пристально смотрела на Дружинина. Тогда, на защите диссертации, она видела его лишь издали и только теперь, наконец, рассмотрела как следует.
Темный след ожога придавал ему суровый, даже несколько мрачный вид.
Да, Дружинин сильно изменился. Он не казался ей прежде таким худым и угловатым. Глаза сделались еще прозрачнее, а линии рта тверже и суше. Видно, не дешево обходится ему его затея.
Чаплина смотрела на Дружинина с сочувствием и грустью.
— Неужели вы меня помните? — спросил он тихо.
— Помню, — ответила она так же тихо. — И ваш черный кисет тоже…
Дружинин улыбнулся и достал кисет из кармана:
— Он по-прежнему всегда со мной.
— Я думала, вы совсем разучились улыбаться, Дружинин… Вы все тот же мечтатель. А внешне изменились, — Валентина посмотрела на след ожога.
Академик включил радио. Звуки музыки заглушали их разговор.
Казаков что-то с увлечением рассказывал Шелонскому и Алферову.
— Мне пора, — сказала Люся, посмотрев краем глаза на Дружинина.
— Да, да… Я не привык засиживаться так поздно. Пора и честь знать, — присоединился к Люсе Казаков.
Гости стали прощаться.
— Рад был с вами познакомиться, — сказал хозяин Дружинину, провожая гостей. — Я верю в ваш успех.
— Прошу садиться, — предложил Казаков, указывая на ожидавший возле дома автомобиль.
— Мы, пожалуй, пройдемся пешком, не правда ли, Дружинин? — вдруг сказала Валентина.
— Да, да, конечно! — поспешил подтвердить Дружинин.
— В таком случае — до встречи в нашем институте, — бросила Люся и, кивнув головой Дружинину и Валентине, быстро села в автомобиль.
— Теперь держись, Алексей Алексеевич, энергетик земного шара, — пошутил Казаков, усаживаясь рядом с Люсей в автомобиль.
Дружинин и Валентина остались вдвоем.
— Пошли! — сказала Валентина и взяла Дружинина за руку.
Короткая летняя ночь шла к концу. Зеленоватый рассвет полз над городом, но улицы еще были залиты желтым и голубым светом электричества.
Дома спали. Редко-редко где виднелись освещенные окна. Но витрины магазинов продолжали сиять, и гирлянды огней отражались в накатанном до блеска асфальте.
Дружинин и Валентина шли не торопясь. Иногда останавливались и смотрели друг на друга. Потом брались за руки и шли дальше, как дети.
Сегодняшний вечер неожиданно сблизил их. Им казалось, что они долго-долго ждали этой встречи и вот теперь, наконец, нашли один другого.
— Вы знаете, зачем зажжены все эти огни? — сказал Дружинин, смотря в лицо Валентине расширившимися зрачками.
— Зачем? — спросила Валентина, чувствуя по его смущению, что Дружинин с трудом подбирает слова и сейчас скажет необычное.
— Чтобы я лучше видел ваше лицо, Валя! Чтобы оно запечатлелось в моей памяти, как высеченное из мрамора, как отлитое из бронзы. Чтобы оно сияло предо мной в любой темноте. Всегда. Всюду…
Валентина слегка пожала ему руку.
Ее взгляд потеплел, а лицо стало грустным.
— Неправда, Дружинин! Разве только, чтобы украсить нашу случайную встречу. Ваше сердце принадлежит вашей мечте, а не мне. Ради шахты вы забудете всех, меня первую. Для нее вы не пожалеете никого и ничего. Я не верю вашей доброй улыбке. Я думаю, вы жестокий человек, Дружинин.
— Не говорите так, Валя. Это несправедливо. Моя мечта — это вы…
— Нет, нет, Дружинин! — продолжала Валентина с легкой горечью. — Только ее, вашу шахту, вы будете видеть всегда и везде. Одну ее…
— Да, и шахту тоже. Но не только ее одну! — воскликнул Дружинин. — Не знаю, где были мои глаза тогда, в госпитале!.. Вы мне казались обыкновенной задирой. Помните, как вы меня высмеяли, когда я впервые рассказал вам о проекте? Я обозлился и ненавидел вас тем сильнее, чем больше вы мне нравились. Но только сегодня я посмотрел на вас иными глазами. Я понял, кто вы для меня.
— Вы парите в облаках, но не замечаете того, что происходит рядом с вами, — усмехнулась Валентина. — Я — обыкновенная женщина, к тому же с неважным характером.
— После наших ожесточенных споров в госпитале шахта связалась в моем представлении с вами. Сколько раз я думал: вот построю шахту, приведу Валентину и скажу: «Смотрите, вы не верили, а я сделал».
— Опять шахта, Дружинин!
— Да. Я бы назвал ее вашим именем. Будь я астрономом, я открыл бы новую звезду и тоже назвал бы ее вашим именем. Хотите, возьмусь и открою? — Он засмеялся звонким мальчишеским смехом. — Мне кажется, что я могу все. С вами я чувствую себя сильным, как никогда. Так открыть звезду?
— Нет уж, пожалуйста, не надо! — всплеснула руками Валентина. — Опять космический размах… У меня от этого голова кружится…
Она замедлила шаг и сказала, не выпуская его руки:
— И знаете, Алешенька, ведь вы наивны! Сколько шахт называется «Вера», «Софья», «Лидия»! Сколько утлых лодочек с такими именами плавает по рекам!
— Задира вы!.. Дело не в словах. Я не стыжусь быть наивным.
Они давно прошли мимо дома, где жила Валентина, вернулись и ходили взад и вперед по пустынной в этот час улице Горького.
Дворники начали мести улицу. Гасли огни в витринах. Дружинин и Валентина, забыв обо всем, ходили от угла до угла.
Наконец они остановились у подъезда. Пора было прощаться.
— Мое сердце всегда будете вами, — повторял Дружинин, крепко сжимая руку Валентины, — помните это, Валя.
Они стояли у подъезда.
— А знаете что, Алешенька? — вдруг сказала Валентина. Голос ее дрогнул. Она повернулась к Дружинину. Ее лицо оказалось так близко, что он теперь видел только одни ее блестящие глаза. — Если устанете от разговоров о шахте, идите к Казакову и приезжайте ко мне на рудник. Будете делать настоящее дело. А думать о вашем проекте оно вам не помешает. Я буду рада вас видеть там, Дружинин. Я вас буду ждать…
Дружинин отшатнулся, будто его ударили.
— Нет. нет! Только не это. Вы приедете туда, где буду я, — сказал он резко.
— Вы в этом уверены?
Валентина выпустила его руку.
— Поздно уже, смотрите, как мы заболтались.
Она бросила взгляд на совсем уже светлое небо и зябко поежилась.
— Я бы хотел вас увидеть завтра. Кажется, вы меня не поняли, — проговорил Дружинин хрипло. У него было ощущение, что он теряет ее, может быть, навсегда.
— Нет, поняла. Завтра мы улетаем с Казаковым на Дальний Восток. Если захотите, мы поговорим там.
