Деревянные ножны хлопали по бедру. Он еще относительно удачно их приспособил: синяк будет, но не страшный. Штаны из грубой материи натирали нежную кожу. Не прислушиваясь к физическим неудобствам, Крокодил вертел головой: он разглядел суденышко на горизонте, разглядел быстрый старт далекой, видимо, ракеты — сверкающую белую линию, рванувшую вверх и растаявшую в сиреневато-синем небе. Он разглядел стаю белых птиц высоко над островом — они парили, как воздушные змеи.
Потом он наступил на острый край камня, да так неудачно, что порезал ногу, и подошва начала слегка кровоточить. «Драматический эффект», — подумал он весело. Инициация у первобытных народов обычно связана с кровью: смерть и новое рождение, муки и радость. Надеюсь, в своем садизме организаторы мероприятия не зашли слишком далеко?
Не думает же Аира, что Крокодил не в состоянии пробежать с мальчишками пару десятков километров? С другой стороны, это деление на полноправных и зависимых граждан — по какому признаку? По какому принципу, неужели спортивной подготовки, выносливости и готовности терпеть самодурство начальника?
Ноги стали болеть всерьез, прямо-таки дергали на каждом шагу, и Крокодил отвлекся от созерцания окрестностей. Время было подбодрить себя: он видывал и не такое. Он бегал кроссы с полной выкладкой, в сапогах, под знойным июльским солнцем. А пацаны такого опыта не имели и понемногу выматывались: вот один начал медленно отставать, пропуская товарищей и продвигаясь вдоль колонны все ближе к хвосту; вот другой сбился с шага, запрыгал на одной ноге, отодвинулся на обочину. Его огибали боком, втянув живот: тропинка была узкая, справа зиял обрыв. Зеленоволосый Тимор-Алк держался, не сбивался с шага, и Крокодила это почему-то радовало.
Потом тропинка резко пошла вниз. Стало легче бежать.
Потом послышался шум воды. Крокодил жадно облизнул губы. За поворотом открылся водопад; Аира повернул — и повел подростков по тропинке вверх, сквозь тучи брызг, так что они моментально вымокли. Крокодил украдкой слизнул несколько капель с тыльной стороны ладони.
Тропинка сделалась такой крутой, что кросс перешел в карабканье. Рев водопада отдалился; почти над самой головой Крокодила мелькали грязные пятки Тимор-Алка. Сыпались мелкие камушки. Крокодил подумал, что в таком месте, пожалуй, следовало о страховке позаботиться, а то сорвется кто-то в голове колонны — и полетит на камни вереница неудачников, по дороге превращаясь в груду…
К моменту, когда Аира остановился, половина мальчишек уже едва держалась на расцарапанных сбитых ногах. Крокодил и сам чувствовал себя неважно, но Аира не запыхался нисколько и, пожалуй, мог бы петь.
— Выравниваем дыхание. Замедляем пульс. Кто первый войдет в семьдесят ударов — поднимайте руку… Воду не пить!
Тимор-Алк, уже вошедший в речку по щиколотки, испуганно отшатнулся.
Крокодил посмотрел по сторонам. Место остановки использовалось, видимо, многократно: полянка на берегу реки утоптанная, удобная, с мягким спуском к воде. Крокодилу больше всего на свете хотелось рухнуть сейчас в эту речку, лежать на мелководье и хлебать широко открытым ртом; здесь пьют из речек и даже не кипятят воду, вот это экология. На Земле, пожалуй, не осталось места, где человек, если он не самоубийца, может без страха пить из реки…
Он с неохотой отвернулся от воды. Будем играть по правилам; на противоположной стороне полянки, параллельно берегу, лежало бревно на низких опорах, и Крокодилу подумалось о гимнастических упражнениях, разных там кульбитах и стойках. Парни, не желая смотреть на соблазнительную воду, почти все повернулись лицом к лесу: поднимали и опускали руки, дышали, сопели, выполняли распоряжение инструктора кто во что горазд.
Тонкие стволы стояли в этом месте почти вплотную друг к другу, и лианы образовывали между ними крупноячеистую сетку. Крохотные, с ноготь, бабочки проскальзывали сквозь нее и зависали над махровыми цветами. Крокодил отвлекся от боли в разбитых ногах.
Выравнивать дыхание и замедлять пульс он умел еще в школе, спасибо, хороший попался тренер в секции легкой атлетики. Считать пульс без часов или секундомера — не мог, да и руку поднимать категорически не хотелось — как-то это унизительно. Поэтому Крокодил ограничился тем, что, глядя на бабочек и по возможности расслабившись, занялся дыхательной гимнастикой.
Воздух здесь был чудодейственный. «Я мало спал, — думал Крокодил, — я не принял горячий душ, я не в своей тарелке. А тем не менее мне хорошо, и даже боль в разбитых ногах до поры до времени не очень трогает. Наверное, все дело в атмосфере — здесь очень чисто. Не зря этот тип из Бюро миграции предлагал мне в первую очередь Раа».
Ему сделалось весело. Уверенность Аиры, что мигрант обязательно завалит Пробу, показалась в этот момент смешной; он вздохнул еще раз, другой и вдруг почувствовал, что кто-то стоит за плечом.
Он обернулся. Аира стоял, принюхиваясь, во всяком случае, вид у него был как у собаки, берущей след.
Секунду они смотрели друг на друга. Потом Крокодил широко улыбнулся и поднял руку; он понятия не имел, какой у него сейчас пульс, но кураж взял свое.
— Семьдесят пять, — сказал Аира, подрагивая ноздрями. — Не идеально, но в рамках нормы… Ты в самом деле особенный, не такой, как все мигранты, да?
Что-то в тоне инструктора не понравилось Крокодилу. Хотя Аира говорил, кажется, вполне искренно и даже доброжелательно.
Ребята, один за другим, справлялись с первым заданием. Полос-Над, привыкший быть лидером, закончил работу где-то во втором десятке, сразу за Тимор-Алком. После вчерашней неудачной попытки Полос-Над еще не восстановился: на висках у него никак не высыхал пот, а смуглое лицо казалось желтым.
— Хорошо, славно, — Аира выпрямился, руки его опустились вдоль тела, как будто инструктор сознательно экономил на жестах. — Теперь, пожалуйста, показываем регенерацию в том объеме, в котором каждый из вас владеет восстановлением. Сразу предупреждаю: я никому не буду помогать. Рассчитываем — делаем — показываем. Вперед.
Никто не сказал ни слова. Полос-Над еще больше побледнел, и только природная смуглость кожи не давала ему сравниться с Тимор-Алком. Мальчишки, один за другим, потянули из ножен тесаки, и Крокодил следил за ними с беспокойством.
Он вытащил свой тесак, еще не зная, что с ним нужно делать. Камор-Бал, паренек с собранными в хвост волосами, быстро покосился на Крокодила — и полоснул себя кончиком тесака по тыльной стороне ладони.
Крокодил растерялся.
Мальчишки сосредоточенно резали себя — кто-то так распорол руку, что кровь, будто дождик, застучала по листьям. Тесаки немедленно вернулись в ножны, некоторые полетели в траву: мальчишки стояли, сидели, валялись на земле, кто-то смотрел на порез, кто-то в небо, кто-то плотно зажмурился. Кто-то бормотал, кто-то напевал сквозь зубы. Поляна сделалась похожей на палату раненых в бреду: ропот, ноющее пение, тихий свист, шепот, тяжелое дыхание и запах крови.
