— Да. Я поставил заслон, никто не обнаружит, что твое сознание покинуло тело.
— Прекрасно. Что ты знаешь о тех, кто меня захватил?
— Ровно столько же, что и ты.
Ответив, Гумий посмотрел на меня, ожидая, что я скажу, но я безмолвствовал. Гумий нуждался в моей помощи, потому я был вправе ждать объяснений. Гумий понял, чего я добиваюсь.
— Русий, — начал он нерешительно, — ты должен извинить меня за то, что случилось тогда…
— Когда тогда?
— В той битве у Замка.
— Я прощаю тебя, но погибла девушка.
— Я знаю. — Гумий попытался изобразить скорбь. — Я и сам не понимаю, что тогда на меня нашло. По-моему, я испугался, что нам не справиться с той грандиозной задачей, которую ты поставил.
— Это не довод. Ты мог уйти раньше, но ты выбрал именно тот момент, когда я более всего нуждался в твоей помощи.
— И ты выпустил бы из меня кишки.
Я хотел возмутиться, но не стал делать этого, признав тем самым правоту Гумия. Я действительно выпустил бы из него кишки, попробуй он удрать от меня.
— Допустим. Но в любом случае ты выбрал крайне неудачный момент. Рухнуло все то, что я строил долгие годы.
— Это была единственная возможность освободиться от зависимости, я не мог упустить ее.
Я призадумался. Мне всегда казалось, что Гумий не воспринимает наши отношения как зависимость. Я старался быть с ним на равной ноге, хотя сила моя была несоизмеримо больше той, которой обладал Гумий. Он был моим старым приятелем, и я делал все, чтобы сохранить нашу дружбу. Благодаря мне он обладал такой властью, какой не имел ни один человек, живущий на Земле. И ради минутной слабости он отказался от этой власти! Я не мог ни понять, ни принять этого. Я так и сказал:
— Я не понимаю тебя. Но не могу и винить. Ты сделал свой выбор. Если бы не погибла девушка!
— Да брось ты, Русий! — обозлившись, воскликнул Гумий. — Не строй из себя влюбленного дурачка!
— Ты заблуждаешься… — начал было я, но собеседник не желал внимать моим словам.
— Ты никогда не мешал дело с личной приязнью! В тебе сейчас кричит человек! — Гумий был прав, и я прикусил язык. — Я принес тебе свои извинения. Что тебе еще нужно? — Я не ответил. Тогда Гумий вкрадчиво предложил:
— Давай заключим сделку.
— Поясни.
— Ты прикажешь демону освободить меня, а я со своей стороны сделаю все, чтобы вытащить тебя отсюда.
— Каким образом?
— Я могу поговорить с Ледой.
— Значит, вы все-таки связаны?
— Нет, прежде я не имел с ней никаких дел, но недавно она нашла меня и предложила свою помощь.
— Почему же ты не принял ее?
— Леда хотела уничтожить демона, а это могло повредить мое сознание.
— Правильно, — согласился я.
— Так вот, ты освобождаешь меня, а я попробую уговорить Леду помочь тебе.
— Она откажется.
— Не думаю. Я пообещаю ей свою помощь. Леда затевает какую-то большую игру, я нужен ей.
Будь здесь зрентшианец, я послал бы Гумия ко всем чертям. Но человек нуждался в помощи. А кроме того, та злоба, которую я испытывал к Гумию, незаметно растаяла. Передо мной сидела жалкая тень, лишенная телесной сути: Это было слишком даже для Гумия. Мне стало жаль его. Человек пожалел человека.
— Хорошо, — сказал я. — Я помогу тебе. Но за это ты поклянешься помочь мне выбраться отсюда.
Я умышленно просил у Гумия помощи. Сейчас я должен был казатъся слабым. Гумий должен поверить, что я сломался. Похоже, так и случилось. Гумий взглянул на меня почти с сожалением, но от комментариев благоразумно отказался.
— Я обещаю, — сказал он поспешно.
Гумий, как и я, и Леда, и Кеельсее, и прочие, хотел играть свою игру. Но мне было известно, что он самый слабый игрок из всех. Он должен был сойти с дистанции первым. И потому я не стал, препятствовать ему стремиться к смерти.
— Мы договорились.
Я усмехнулся и послал приказ Хатфуру предстать передо мной. Он явился. Сделав суровое лицо, я торжественно провозгласил:
— Демон Хатфур, я повелеваю тебе освободить душу этого человека! — Видя, что демон колеблется, я прибавил: — Но ты должен следить за ним. Он обещал мне свою помощь, и если ты увидишь, что он не собирается исполнить свое обещание, ты можешь вновь овладеть им.
Ничто так не льстит демону, как возможность следить за человеком. Хатфур ощерил пасть в радостной улыбке и поклонился.
— Слушаюсь, мой господин.
После этого он исчез, а образ Гумия начал таять. Представление заканчивалось. Я залпом допил вино и протянул руку к вазе с фруктами…
Через мгновение я очнулся на полу в своей темнице. В голове шумело, как будто я и впрямь изрядно напился, во рту ощущался кисловатый винный привкус, а от ладони исходил слабый аромат персика. И я вдруг понял, что больше никогда не увижу атланта Гумия, которого мир знал под именем Заратустры…
Так и случилось.
После первого разговора МЫ забыл обо мне надолго. Робот-громила кормил и поил меня, словно заправская нянька менял контейнеры для испражнений. Он был воплощением заботливости, однако я, раздраженный необъяснимым равнодушием МЫ, нередко срывал на нем злость, пиная щупальце ногами. Впрочем, как мне кажется, этот механизм был слишком туп, чтобы обижаться. За эти дни я совершенно одурел от скуки и одиночества. Похоже, МЫ этого и добивались. МЫ хотели сделать крысу послушной. Я сделал все, чтобы казаться послушным. Когда МЫ убедились в моей покорности, я был вновь извлечен наружу.
Щупальце вытащило меня из цилиндра и аккуратно поставило на пол. Я увидел знакомое помещение-пещеру и столь же знакомых роботов. На этот раз их было всего четверо, не считая громилы. МЫ явно полагали, что крыса перестала быть опасной. Пока я моргал, привыкая к свету, роботы заключили меня в правильный квадрат.
— Иди, — велел голос.
Я повиновался. Меня вели через длинную вереницу пещер, частью пустых, частью заполненных какими-то механизмами. Механизмы эти выглядели очень необычно, я не мог определить их предназначение даже приблизительно. Путь был неблизок. Я ощутил усталость в отвыкших от движения ногах и был рад, когда мы пришли. И впервые за много дней я увидел солнце.
Это была искусственная терраса, врезанная в крутой склон горы. Она была окружена прозрачной перегородкой, за которой, насколько хватало глаз, простиралась коричневая безжизненная равнина. Над равниной как раз всходило розовое солнце. Его лучи мягко обжигали кожу, я почувствовал себя почти счастливым.
МЫ тактично позволили мне насладиться теплом и светом, после чего голос приказал:
