— Победит ли Беовульф дракона? Вернется ли Тристан к Изольде? Найдет ли Крошка свою куклу? Включайте нашу программу завтра в то же время, а пока что просыпайтесь и бегите в ближайшую аптеку за жидкостью для чистки лат фирмы «Скайвей» — лучшей жидкостью для самых смелых рыцарей без страха и упрека. Просыпайтесь! — Он протянул с экрана трясущуюся руку и схватил меня за плечо.
Я проснулся.
— Кип, проснись, пожалуйста, — трясла меня за плечо Крошка.
— Отстань!
— Тебя мучают кошмары!
— Принцесса попала в заварушку. А теперь я не узнаю, как она оттуда выберется. Зачем ты меня разбудила? Сама же говорила, что надо спать.
— Ты уже несколько часов проспал, а сейчас, пожалуй, настало время…
— Завтракать?
Она пропустила шпильку мимо ушей.
— Попытаться удрать.
Я резко сел, из-за этого подпрыгнул, отлетел от пола и медленно опустился обратно.
— Это как?
— Толком сама не знаю. Но, по-моему, они ушли. Если так, то лучшей возможности не представится.
— С чего ты взяла, что они ушли?
— Прислушайся как следует.
Я прислушался так, что услышал собственное сердцебиение, потом сердцебиение Крошки.
Такой тишины мне не доводилось слышать ни в одной пещере.
Достав складной нож, я зажал его в зубах и приложил лезвие к стене. Ничего. Потом к полу и к другой стене. Опять ничего. Никаких толчков, шума, вибрации.
— Ты права, Крошка. Но ведь мы заперты.
— Я в этом не уверена.
Я ткнул в стену ножом. Пластик не пластик, металл не металл. Но ножу этот материал не поддавался. Может, граф Монте-Кристо и провертел бы дырку, но у него времени было больше.
— Так как же?
— Каждый раз, когда они раздвигали и задвигали входную панель, я слышала щелчок. Поэтому, когда увели тебя, я прилепила кусок жвачки к косяку, в который панель упирается в закрытом положении. Прилепила высоко, чтобы они не заметили.
— У тебя есть жвачка?
— Есть. Помогает, когда жажда совсем замучает.
— Еще кусочек есть? — спросил я жадно, в жизни так пить не хотелось.
— Ой, Кип, бедняжка! Больше ничего не осталось. А этот изжеванный комочек я носила на внутренней стороне поясной пряжки и сосала, когда становилось совсем невмоготу. Могу предложить его.
— Крошка, спасибо, конечно, но, пожалуй, не стоит. Вид у нее был оскорбленный.
— Смею заверить вас, мистер Рассел, что я не страдаю инфекционными заболеваниями. Я всего лишь пыталась вам помочь.
— Ну да, ну да, — пробормотал я в ответ, — понимаю. Просто…
— В столь чрезвычайных обстоятельствах можно считать, что это было бы не более антигигиенично, чем целоваться с девушкой, хотя вряд ли вам когда-нибудь доводилось этим заниматься.
— В последнее время не доводилось, — уклончиво ответил я. — Но чего я действительно хочу, так это глоток чистой холодной воды. Или мутной теплой воды. Любой воды. К тому же ты все равно уже прилепила жвачку к двери. На что же ты рассчитываешь?
— Так вот, щелчок. Папочка всегда говорит, что, когда перед человеком встает дилемма, следует изменить один из поддающихся изменениям факторов и вновь рассмотреть проблему. Жвачкой я попыталась внести изменения в картину.
— То есть?
— Когда они зашвырнули тебя обратно и закрыли дверь, щелчка не было.
— Что?! Так ты еще несколько часов назад знала, что дверь не заперта, и молчала?
— Вот именно.
— Отшлепать тебя мало!
— Не советовала бы, — ответила она ледяным голосом. — Я кусаюсь.
Я ей поверил сразу. И царапается, небось. И Бог знает то еще. Я сменил тему.
— Но почему же ты мне ничего не сказала?
— Боялась, что ты попробуешь выбраться отсюда.
— Само собой, попытался бы!
— Вот то-то и оно-то. Но я ни в коем случае не хотела даже пытаться открыть дверь, пока не уйдет Он.
Пожалуй, она права. Во всяком случае, по сравнению со мной уж точно.
— Вас понял. Ну ладно, давай поглядим, как нам ее открыть.
Я внимательно осмотрел панель. Комочек жвачки, который Крошка прикрепила так высоко, как смогла, помешал панели полностью войти в паз, но панель все равно плотно прилегла к стене, и щели почти не было заметно.
Я упер в панель острие большого лезвия и навалился. Она, казалось, сдвинулась на одну восьмую дюйма, и — лезвие сломалось. Я закрыл обломок лезвия и убрал нож.
— Есть предложения?
— Может, попробуем прижаться к панели ладонями и отвести ее в сторону?
— Годится. — Я вытер руки о рубашку.
— Ну, давай.
Панель отъехала вправо примерно на дюйм и замерла. Но от потолка до пола теперь шла тоненькая щель.
На этот раз я доломал обломок большого лезвия. Щель не расширилась ни на миллиметр.
— Ох, — вздохнула Крошка.
— Еще не конец, — я отошел назад и побежал к двери. Вернее, в направлении двери, потому что ноги у меня выскакивали вперед, как у кузнечика. На этот раз Крошка не смеялась.
Я встал, отошел к задней стене, уперся в нее ногой и попробовал изобразить стартовый толчок.
Упал я перед самой дверью, так что особенно сильно ее не задел. Однако почувствовал, как она пружинит. Она немного прогнулась, потом спружинила обратно.
— Погоди-ка, Кип, — сказала Крошка. — Сними лучше носки. А я стану позади тебя и буду толкать. В теннисных туфлях я не упаду.
Она была права. На Луне, если у вас нет туфель на резине, лучше ходить без носков. Мы отошли к задней стенке. Крошка стала позади меня, уперлась руками мне в бедра.
— Раз… Два… Три… Вперед!
Мы рванулись с грацией гиппопотамов.
Я здорово зашиб плечо. Зато панель вылетела из нижнего паза, образовав отверстие дюйма в четыре.
Рубаха моя разорвалась, на двери остались куски моей кожи, но язык был скован присутствием девочки.
Зато отверстие расширялось. Когда в него смогла пролезть голова, я выглянул наружу. Никого нет, хотя это можно было предположить заранее, учитывая поднятый мною шум, если, конечно, им не захотелось поиграть в кошки-мышки. От них всего можно ожидать, особенно от Него.
Крошка попыталась было вылезти наружу, но я не дал:
— Сиди смирно, первым полезу я.
Еще пара рывков, и можно лезть. Я открыл малое лезвие и протянул нож Крошке:
— Со щитом или на щите, солдат.
— А тебе?
— Мне он ни к чему. В темных аллеях я известен как «Кип — смертельный кулак».
С моей стороны это была чистейшей воды брехня, чтобы ее успокоить. Рыцарь без страха и упрека спасает девушек по умеренным расценкам, специальная скидка для вечеринок и праздников.
Выбравшись из дыры на четвереньках, я поднялся на ноги и огляделся.
