А именно, вот какими…
Миштиго, должно быть, проинтервьюировал чуть ли не каждого каменного барана вдоль четырехмильной Дороги в Карнак. И в ослепительном свете дня, и в сумерках мы топали по руинам, нарушая покой летучих мышей, крыс, змей и насекомых и слушая монотонные комментарии веганца на его монотонном языке. Вечером мы разбивали в песках лагерь, огораживаясь двухсотметровым периметром системы электрооповещения и выставляя двух человек в охрану.
У боадилов кровь холодная, по ночам же было свежо. Так что извне нам почти ничто не угрожало. Огромные лагерные костры горели в эти ночи, освещая нашу территорию, поскольку веганец хотел, чтобы все было как можно примитивней — ради пущей натуральности, догадался я. Наши скиммеры были дальше к югу. Мы прилетели на них к месту, которое я знал, и оставили их там охраннику из Конторы, взяв для путешествия фелюгу, — тем самым мы повторяли путь Царя всех Богов из Карнака в Луксор. Так захотел Миштиго. По ночам Хасан тренировался в метании ассагая[5], выменянного у большого Нубийца, или, обнажившись по пояс, часами боролся со своим неутомимым големом.
Голем этот был ценным партнером. Хасан запрограммировал его по силе на двух среднестатистических мужчин и ускорил время реакции на пятьдесят процентов. В его «памяти» записаны сотни приемов борьбы, а командный блок теоретически не давал голему убивать или калечить своего противника — все это благодаря набору электрохимических аналогов центростремительных нервов, которые позволяли ему с точностью до унции измерять усилие, необходимое, чтобы сломать кость или порвать сухожилие.
Ролем был ростом пять футов шесть дюймов и весил около двухсотпятидесяти фунтов; сделанный на Бакабе, он был довольно дорогим, цвета теста, с карикатурной внешностью, и его мозги помещались где-то под пупком — если у големов есть таковой, — дабы то, чем он думает, не повредилось от сотрясений при приемах греко-римской борьбы.
Однако, несмотря на все это, бывали и несчастные случаи. Эта штуковина убивала людей, если в мозги ей, или в афференты, проникал амок или если люди сами совершали промах: скажем, пытались переключить голема на ходу, добавив ему мощи на несколько лишних унций.
Когда-то у меня был такой робот, почти год, запрограммированный на бокс. Я обычно проводил с ним после полудня минут пятнадцать. И привык думать о нем почти как о личности. Однажды он нарушил правила боя, и я больше часа колошматил его и в конце концов так ему засветил, что у него отскочила голова. Но эта штука как ни в чем не бывало продолжала боксировать, и с тех пор я перестал считать голема дружески настроенным спарринг-партнером. Знаете, это довольно-таки странное чувство, когда боксируешь с безголовым големом. Вроде того, как если очнуться после приятных снов и обнаружить в изножии постели притаившийся ночной кошмар. На самом деле голем не «видит» своего партнера тем, что у него вместо глаз; его оболочка начинена пьезоэлектрическим радарным мезентерием, так что он наблюдает всей своей поверхностью. Тем не менее, когда иллюзия партнера исчезает, испытываешь чувство досады. Я выключил робота и больше никогда не включал. У меня его купил торговец верблюдами, за довольно хорошую цену. Не знаю, поставил ли он на место голову. Но он был турок, так что не все ли равно?
Что же до Хасана — он сплетался со своим Ролемом, и оба они блестели в свете костра, а мы сидели на одеялах и смотрели, и летучие мыши время от времени проносились низко над нами, как пепел, и жиденькие облака занавешивали луну и шли дальше. Так оно было на третью ночь, когда я свихнулся.
Я вспоминаю ее, как вспоминают какой-нибудь мимолетный пейзаж во время ночной грозы в конце лета — как серию стоп-кадров при вспышках молнии…
Почти добрый час проговорив с Кассандрой, я закончил нашу связь обещанием взять скиммер в следующий полдень и провести ночь на Косе. Вспоминаю наши последние слова:
— Будь осторожен, Константин. Я видела плохие сны.
— Все это вздор, Кассандра. Спокойной ночи.
И кто знает, не были ли ее сны результатом скоротечной ударной волны силой в 9,6 баллов по шкале Рихтера, что уже катилась туда?
С выражением жестокости, мерцающей в глазах, Дос Сантос зааплодировал Хасану, когда тот грохнул Ролема об землю, да так, словно гром загремел. Однако земля продолжала трястись и тогда, когда голем уже снова встал на ноги и принял низкую стойку, и руки его извивались перед арабом, как змеи. Земля все тряслась и тряслась.
— Ну и силища! Даже я ее чувствую! — воскликнул Дос Сантос.
— Это сейсмическое возмущение, — сказал Джордж, — хоть я и не геолог.
— Землетрясение! — взвизгнула его жена, роняя непастеризованный финик, которым она угощала Миштиго.
Бежать нам было незачем, да и некуда. Поблизости не было ничего такого, что могло бы на нас упасть. Земля была ровной и довольно голой. Так что мы просто сидели и нас пошвыривало, а парочку раз чуть не уложило плашмя. Костры наши выделывали что-то поразительное.
Время Ролема вышло, и он замер, а Хасан подошел и сел возле меня и Джорджа. С добрый час продолжались колебания почвы, затем они начались снова, только послабее, и так многажды в ту ночь. После того как первый сильный толчок пошел своим курсом, мы связались с Портом. Тамошние приборы показали, что эпицентр всего этого находится на порядочном расстоянии к северу от нас. В самом деле, нехорошее расстояние.
…В Средиземном море.
А если точнее, то в Эгейском.
Внезапно я почувствовал слабость.
Я попытался выйти на связь с островом Кос.
Молчание.
Моя Кассандра, моя возлюбленная, моя принцесса… Где она? Два часа я пытался ее найти. Затем меня вызвал Порт.
Это был голос Лоурела, а не какого-нибудь там тупицы оператора, дежурившего на связи.
— Хм… Конрад, не знаю, как сказать тебе о том, что конкретно произошло…
— Просто скажи, а когда закончишь — остановишься.
— Минут двенадцать назад вашим путем прошел спутник наблюдения, — потрескивал он в диапазоне настройки. — Судя по передаваемой картинке, нескольких островов Эгейского архипелага больше не существует…
— Нет, — сказал я.
— Боюсь, что среди них и Кос.
— Нет, — сказал я.
— Мне очень жаль, но так показывает спутник. Не знаю, что еще добавить…
— Этого достаточно, — сказал я. — Это все. Вот именно. До свидания. Позднее мы еще поговорим! Нет! Я чувствую — нет!
— Постой, Конрад!
И я свихнулся. Летучие мыши, вытряхнутые из ночи, шныряли надо мной. Я сделал выпад правой и убил одну, когда она вспыхнула впереди. Подождал пару секунд и убил другую. Потом поднял обеими руками большой валун, чтобы размозжить передатчик, но в этот момент Джордж положил руку мне на плечо. Тогда я выронил валун, отшвырнул его руку и тыльной стороной ладони ударил Джорджа по рту. Не знаю, что с ним сталось, но когда я нагнулся, чтобы снова поднять валун, то услышал за спиной топот. Я упал на одно колено и повернулся на нем, загребая пригоршню песка, чтобы бросить в глаза. Они мчались ко мне, вся компания: Миштиго, и Красный Парик, и Дос Сантос, Рамзес, Эллен, трое слуг, из местных, гражданских, и Хасан. Увидев мое лицо, кто-то завопил: «Врассыпную!» — и они развернулись веером.
