Почти тотчас же началось падение метеоров. На этот раз их было много, они чертили небо не тоненькими лучиками, а целыми колоннами света, сопровождая свой полет ревом, визгом, ворчанием и грохотом. Небо засветилось сполохами разных цветов, что, как Федор слышал от деда, называлось «полярным сиянием».
Из темноты вынырнули дед, мелкая Алена, и тетя Дуня. Из-за черных провалов очков, они были похожи на вурдалаков.
Тетка успела одеть девчонку, но сама была простоволосой, в ночной рубашке, поверх которой была накинута душегрейка. В руках у тети Дуни был объемистый мешок с вещами, на ногах — наспех зашнурованные мокасины.
Увидев Федора и Витю, она запричитала, полезла проверять, все ли дети одели, подтягивать портки на Вите, проверять их торбочки — что смог бестолковый мужик собрать своим внукам.
Она ругалась плачущим голосом, проклиная деда, чертовых звездолетчиков, которым не сидится дома, гнусные, последние времена.
В домах поселка замелькали огоньки. Огненный ливень в небе объяснил все даже самым непонятливым.
До нынешних времен, от старших к младшим передавались жуткие рассказы, как сначала с неба ударили огненные трассы, грянули взрывы, потом пришел ураганный ветер, наполненный палящим пламенем, а после установился лютый, небывалый мороз, который на столетия сковал землю…
Жители поселка стали подниматься по склону горы Хованка — древнего, давно мертвого вулкана.
Там, почти у самой границы снегов находился вход в древний бункер, который когда-то спас их предков.
Беженцы выглядели жалко: наспех одетые, навьюченные домашним скарбом мужики и тетки, еле плетущиеся старики и старухи, плачущие дети.
Рядом хныкал Витька, он настойчиво просился к деду на руки. Дед, обремененный поклажей и тетрадями с летописью, просто физически не мог этого сделать. Федор периодически поднимал брата с земли и с удовольствием отвешивал ему подзатыльники, заставляя идти вперед.
Ревели голодные лоси, блеяли козы, визжали свиньи, лаяли и скулили собаки. Стенания, плач, тихая, вполголоса брань, сдавленное дыхание, тяжелый топот сотен ног и звуки, издаваемые несчастными, испуганными животными сливались в один невнятную многоголосицу — музыку беды.
Федору хотелось спать, он мечтал об оставленном на произвол судьбы уютном, маленьком, теплом дедовском домике, своей лежанке, на которой так удобно развалиться, вытянуть ноги, задремать, накрывшись толстым одеялом.
Внезапно по серому предрассветному небу помчался ком огня, расчерчивая его пополам своим дымным следом. Истошный вопль раздался на дороге, люди, бросив скарб и скотину, стали разбегаться кто — куда. Женщины прикрывали собой детей, дети плакали, мужчины ругались и молились.
Дед остался стоять, наблюдая полет небесного гостя, бормоча ругательства и проклятия эланцам. «Отольется вам, ироды», — повторял он.
По его лицу текли слезы от осознания невозможности что-либо изменить. Было видно, как вращается похожий на огурец корпус, как отлетают от него раскаленные добела мелкие части в моменты когда он разворачивается длинной стороной поперек движения.
Федор с ужасом наблюдал за падением горящего корабля, остро чувствуя свою беспомощность и то, что сейчас они все умрут. Витька со страху обмочился.
Летящее в высоте пламя осветило дорогу. По земле пробежали легкие тени, точно это души людей уносились прочь от тел, оставляя пустые оболочки на растерзание огненной стихии.
Баба Дуня выла и дергала деда за рукав:
— Что стоишь, дурак старый, — истошно кричала она. — Делай что-нибудь, не стой столбом.
— Не суетись, Дунька, не срамись. Помирать только раз. Добежать-то до схорона надежного мы все равно не успеем, — старательно сдерживаясь, ответил дед. Говорил он это почти спокойно, но неправильные интонации и долгие паузы между словами его выдавали.
Объятый огнем корабль тем временем скрылся за горизонтом. Сейчас над землей встанет адский огненный гриб и все кончится…
— Деда, мы умрем? — спросил Федор, чувствуя, как немеют от страха ноги.
— Не знаю, внучок, — ответил дед дрожащим, слабым голосом. — Даст Бог, пронесет. Пойдем, как шли. Может, успеем ко входу подняться.
Издалека пришел легкий, едва ощутимый толчок. Баба Дуня завыла: «Ой, смерть пришла».
— Упал, — недоуменно сказал дед. — Нет взрыва.
Лицо старика просветлело.
— Нет взрыва, мальчики. Нет взрыва, хорошие мои. Бог даст — не помрем, — как заведенный радостно повторял он, и, не слишком понимая, что делает, снова и снова отряхивал внуков, поправлял им одежду и приглаживал волосы. — Пойдемте скорей, до Хованки рукой подать. Посидим там, глядишь и обойдется.
Конечников, заново пережив один из самых страшных моментов жизни, крепко заснул. Как тогда в детстве, с ощущением избавления от смертельно опасности.
Первый лейтенант спал недолго.
Светящиеся цифры на табло бортового времени показали «06–00». Дневальные двинулись по тесным отсекам крейсера, выдергивая матросов из царства снов нарочито истошными воплями. Крики, ругань и лязг механизмов разорвали тишину внутри металлического дракона.
Федор очнулся. Услышав будничные звуки побудки, какая-то часть Конечникова вдруг отчаянно не захотела, чтобы день наступал. Первый лейтенант с удовольствием пропустил бы то, что им всем предстоит сегодня.
По обыкновению, в чадной, тяжелой голове назойливо завертелись печальные и неприятные мысли, вытанцовывая собачий вальс.
Но странный сон-воспоминание вернул ему к тем временам, когда рутина не заела первого лейтенанта, снова подсказал ему, зачем он вообще пришел в армию. Сегодня он сможет расквитаться с эланцами за все. Пятьдесят поколений жителей Хованки мечтали об этом дне. И вот теперь именно ему выпало осуществить их мечты. Разбитость моментально ушла.
Конечников вновь пробежался по самому главному.
— «Ракеты доставили и погрузили, заряды к пушкам и плазмометам есть, продукты получены. Секретный пакет прислали… Время старта до сих пор не объявили. Однако и так ясно, что все случится сегодня, самое позднее в полночь. Письмо домой написано. Указания относительно денег на счете, — даны. Если что — отправят».
«Пора вставать», — решил он, сбрасывая одеяло.
— Команда «подьем» была. Чего дрыхнешь, Васька?! — поинтересовался он, увидев, что Стрелкин не собирается просыпаться.
— Крок, дай поспать, — отозвался с верхней койки командир первой батареи лейтенант Миронов. — Всего пять минут, блин.
— Дрочить закачиваем и быстро все поднимаемся! — отрубил Конечников.
