— Ты уже готов к раннему ланчу, мой дорогой? Придется поспешить, если ты не хочешь, чтобы Саймон ожидал нас…
Тонкий, как пленка, призрак мужа принялся безмолвно умолять жену о помощи. Его неестественное волнение наконец привлекло внимание супруги.
— Ты неважно чувствуешь себя, дорогой?
Оуэн замотал головой, и зрелище это Лукас, во-первых, охотно не видел бы, а во-вторых, охотно забыл бы. Голова профессора то возникала из небытия, то снова проваливалась в него, передвигаясь в своем вращении из одной плоскости в другую.
Бритта завизжала с громкостью, доступной лишь оперной певице. Лукас открыл было рот, чтобы успокоить женщину, однако она завизжала еще раз. А потом еще раз. И еще… Однако в четвертом вопле уже не было прежней силы. В пятом ее оказалось еще меньше.
Бритта торопливо уменьшалась в размерах. Тело ее сокращалось, в точности сохраняя свои пропорции, допплеровский эффект превращал ее голос в комариный писк. Она последовательно миновала размеры ребенка, кошки, мышки, пчелки, москита, после чего вообще исчезла из вида.
— Кажется, ты хотел, чтобы она умолкла, — деловым тоном объяснила свой поступок Святая Барбара. — Поэтому я припомнила некоторые интересные выводы, сделанные Стивеном Смейлом в «Журнале Нелинейной Динамики», о странных аттракторах применительно к уровню Планка…
Прежде чем Святая успела закончить свое объяснение, послышались полные ужаса голоса — в дверях кабинета уже собиралась потрясенная толпа.
Лукас покрылся потом. В голове его прокатывались валы фрактального моря.
— Надо убираться отсюда, — буркнул он внезапно охрипшим голосом.
Тихий солнечный свет лег на Лукаса и обоих Святых, ласковый ветерок прикоснулся к его волосам и одеяниям его спутников. Вызванное необходимостью путешествие в высших измерениях, безусловно, имело свои достоинства.
Из остановившейся совсем рядом с его «веспой» полицейской машины еще выгружались офицеры.
Главный из копов был похож на культового кинорежиссера Джона Уотерса, только заметно хмурился.
— Где здесь проблемы, сэр? — спросил он Лукаса.
— Э?.. Наверху.
Прочие явившиеся по вызову копы уставились полными подозрительности взглядами на обоих Святых. Наконец Лукас овладел собой в достаточной мере, чтобы предложить объяснение их странному виду.
— А это, офицер… это мои гости… старые друзья, хиппи. Преподаватели из Беркли, Западный Берег. Вас удивляют нимбы? Ну, это как светящиеся палочки, которыми пользуются ребята на вечеринках. Надеюсь, что теперь вам все понятно.
С согласным урчанием копы развернулись в сторону становившегося все более громким шума внутри «Блэквуда». У парадного входа в здание их уже ожидала несокрушимая Писки Виспэвей, облаченная в какой-то жуткий шатер из клетчатой ткани. Возникла короткая стычка вроде той, что произошла между Робином Гудом и Малюткой Джоном на бревнышке через ручей, и Писки вышла из нее победительницей. Со всей возможной для себя скоростью она направилась в сторону Лукаса, гремя бижутерией, как потревоженная ураганом занавеска из бусин.
Прежде чем его увесистая подруга успела приблизиться, Лукас обратился к обоим Святым.
— А вы можете вернуть этим людям их прежний облик?
— Конечно, — ответила Барбара.
— Не знаю, следует ли нам по-прежнему выполнять его просьбы, — усомнился Губерт. — После той жуткой лжи, которую этот человек сказал полиции. Нашел себе хиппи!
Лукас постарался не завопить:
— Это простительный грех! Я покаюсь в нем при первой же возможности и выполню ту епитимью, которую наложит на меня священник!
— Ну, в таком случае…
В голосе Барбары прозвучала практическая нотка:
— А ты понимаешь, что, приняв нормальный облик, враги обрушат на тебя самые жуткие обвинения? Сценка будет не хуже той, которую устроил мой отец, узнав о моем обращении.
— Конечно, понимаю, но что делать… как-нибудь справлюсь. Только верните им нормальный облик.
Святые кивнули друг другу и, единожды моргнув, дружно произнесли:
— Готово!
Теперь к троице присоединилась Писки. На ее раскрасневшемся лице были заметны только симпатия к Лукасу и тревога за него (к этим чувствам, впрочем, примешивалось и некоторое вполне естественное любопытство в отношении его странных спутников).
— Ой, Лукас, в чем дело? Вы с Оуэном подрались?
— Боюсь, что да, Писки. Я просто заглянул в его кабинет с несомненными доказательствами того, что он обречен на вечное проклятье, если не раскается, и он отреагировал самым скверным образом. Мне пришлось защищаться.
— Лукас, я хочу, чтобы ты знал, насколько я восхищаюсь твоими принципами. По-моему, ты просто не способен на плохой поступок!
Писки взяла Лукаса за руку и налегла на него массивным плечом. Рожденное прикосновением ощущение было сродни той клаустрофобии, которую способна испытать горошина, укрытая тысячью перин Принцессы. Благодарный Писки за выражение сочувствия, он тем не менее попытался высвободиться.
— Ах, спасибо, Писки. Но я одержал эту победу не в одиночестве, мне помогали двое Святых. Позволь мне представить тебя Святой Барбаре и Святому Губерту, небесным специалистам по математике.
Губерт взял руку Писки и самым благородным образом поцеловал ее — как подобает придворному, каковым он некогда и являлся.
— Очарован вами, мадам. Ваш голос напоминает мне императрицу Феодору.
Барбара рукопожатиями обмениваться не стала. Ограничившись несколько холодноватым словесным приветствием, она принялась достаточно демонстративно разглаживать подол своего одеяния.
Все эти приветствия были пресечены буквально в следующий момент, когда Хулм и профессор Гарнетт появились на ступеньках корпуса «Блэквуд» в окружении рати встревоженных сподвижников.
— Вот они, офицер! Арестуйте их!
Лукас вспрыгнул на «веспу» и пробудил спящий мотор.
— Писки, мы поговорим на эту интересную тему попозже. А сейчас мне надо скрыться, пока я не сумею найти способ избавиться от этих нелепых обвинений.
— Лукас, я еду с тобой!
И прежде чем математик успел возразить, Писки подобрала юбки и перекинула ногу через пассажирское сиденье легонького мотоцикла, поглотив его своими телесами. Несчастная «веспа» осела на заднее колесо так, что переднее задралось едва ли не к небу, тем самым как бы подражая жеребцу Одинокого Ковбоя, героя телесериалов.
— Писки, пожалуйста…
— Трогай, Лукас, трогай, они бегут прямо к нам!
Лукас повернул рукоятку газа. И протестующий, перегруженный мопед взял с места со скоростью, посильной даже любителю, вечерних пробежек. Святые, не прилагая никаких видимых усилий, держались рядом.
