"Это ты ко мне обращаешься?" — он так презрительно скажет Дарби, а тот сразу: "Ня-ня-ня…". Типа, не трогайте, я больше не буду!
Нет, врешь, приятель, таких как ты надо в цемент ногами и в речку (кстати, отличная мысль, надо запомнить, потом пригодится для дела!).
Скрэбб был весь во власти мечты. Он шел, согнувшись и заволакивая ногами по асфальту, выставив вперед непропорционально большую голову на тонкой шее, водя носом из стороны в сторону, словно что-то вынюхивал, и размахивал нескладными руками, длинными, как у орангутана. Он не замечал ничего вокруг себя и двигался, словно в трансе.
Вонючка тоже был занят мыслями.
"Надо так. — продумывал он действия. — Как только Дарби покажется, я подкрадусь и выхвачу пироги".
Он представлял себе как будет убегать с добычей, потом сядет в укромном месте и укусит первый пирог, пусть это будет пирог с мясом! Восхитительный вкус пирога с мясной начинкой наполнил слюной голодный рот Гунни, он застонал и представил колбасу.
Полпенни шел, как пьяный, тыча руками в длинную щель, поросшую мелкими зубами, которая у него была на месте рта, и без останова чавкал.
Оба дурня были чрезвычайно заняты, а то, может, заметили бы, что уже минут десять за ними на незначительном расстоянии тихо движется слегка подержанный кабриолет. В кабриолете сидел бородатый мужчина средних лет и неотрывно следил за братьями сквозь стекла солнцезащитных очков.
Было бы несложно догадаться, что бородатый мужчина в кабриолете не кто иной, как художник-реконструктор, Марк Тодоровски. Он тихонько следовал за братцами Дак, очевидно, имея в виду свои какие-то цели.
Вдруг Фунт остановился и сделал стойку, Полпенни налетел на него, недовольный, что его оторвали от соблазнительных видений. Он уже хотел начать хныкать, но старший брат жестом приказал молчать и быстро спрятался за зеленую изгородь, затащив за собой и бестолкового Гунни, который так и остался бы торчать посреди дороги. Для верности дела Скрэбб показал Гунни кулак, чтобы слушался. Тот сделал куриный рот и попытался разглядеть между зелеными листьями: что же так насторожило Скрэбба? Тощий, длинный Фунт скрючился в тени кустов и притаился.
Из домика, который находился в окружении зеленой изгороди и веселеньких клумб, вышел Дарби. Он вежливо прощался с его обитательницей, пожилой миссис Брэдли, вдовой отставного полковника, переехавшей жить в маленький городок после кончины своего дорогого супруга, мистера Брэдли, с которым она почти тридцать лет не имела постоянного пристанища. Вот теперь она может заняться чем-то более увлекательным, чем упаковка и распаковка чемоданов. Полковничья вдова по усвоенной за тридцать лет армейского быта привычке легко перезнакомилась со всеми соседями и занялась любимым делом провинциальных кумушек: собиранием сплетен, то есть, как ей привычнее выражаться, сбором информации.
Вот Дарби выходит из ее дома, сердечно прощаясь, в руках его неизменный блокнот. Ладненький такой парень, чистенький, наглаженный. В новых ботинках, обязательно начищенных до блеска. Щеки пухлые и румяные. Губки масленые. Картина! Чаю надулся, кексов налопался! А его два ободранных братца прячутся за кустами.
Гунни услышал разговор и попытался высунуться из кустов, чтобы увидеть, много ли пирогов надавали подлому Дарби. Скрэбб тюкнул ему по головёнке и еще больше приник к земле.
Мистер Тодоровски при виде старой миссис Брэдли тоже спрятался — заглушил мотор и залег на сиденья. Он уже пытался поживиться возле неё сплетнями, да ничего не вышло. Полковничья вдова сразу раскусила гостя и посоветовала ему лучше торчать с мольбертом на холмах.
Гунни начинал терять терпение, потому что никак не понимал, чего это Фунт так медлит. Сложное что ли дело долговязому братцу Скрэббу: треснуть Дарби по башке?! А уж Полпенни все остальное сам доделает.
Вонючка принялся тихонько брюзжать, отчего Скрэббу приходилось то и дело останавливаться и пихать его в бок кулаком. Тодоровски ехал следом и все дивился на эту кошмарную парочку. Так они и добрались до самого полицейского управления. Дарби вошел и всё.
Где же пироги?! Полпенни взбунтовался и принялся высказывать Фунту за бездарное руководство операцией. Но тот и сам был раздосадован, причем в неудаче обвинял Вонючку. Они бы еще долго пересекались, но Тодоровски приступил к действию.
Художник не так просто ехал за ними — у него созрел план, в котором для братцев предусматривалась некоторая роль. Марк вышел из машины, картинно встал у дверцы и, прилепил на лицо самое приветливое выражение, какое обычно употреблял, чтобы разговорить пожилых дам. Для молодых идиотов он еще не обзавелся специальным набором выражений лица. После чего подал сигнал.
Мелодичный гудок привлек внимание дерущихся гиен, они выставили на Тодоровски свои жадные гляделки. Косоглазый Гунни обозревал и художника, и машину одновременно.
Марка слегка замутило от перспективы общения с ними, но он преодолел минутную слабость и немедленно приступил к деловому разговору.
— Хэлло, джентльмены, как насчет перекусона?
Нет, все-таки он выбрал слишком замысловатую манеру общения. Его просто не поняли, потому что Скрэбб пошевелил ноздрей и вознамерился дать этому господину в личико. Тодоровски мигом оценил ситуацию и быстро избрал новый подход:
— Жрать хотите?
Еще бы не хотели! Голодные идиоты сразу почувствовали к нему доверие и подошли ближе. Полпенни даже как-то удалось свести глаза в фокус. Фунт заглянул в машину, ожидая, что увидит на заднем сиденье кучу всякой всячины. Но там было пусто.
Тодоровски поспешно и с максимальной простотой изложил перед ними свой план, согласно которому следовало зайти в кондитерскую миссис Варески. Сначала, согласно его соображению, следовало накормить братцев Дак. А потом уже выступить с деловым предложением, от которого эти чучела едва ли смогут отказаться.
Братцы просияли: кондитерская миссис Варески всегда представлялась им земным раем, куда вход простым смертным заказан. Они закивали головами и торопливо двинули к румынской кондитерской, до которой не близко. Но тут судьба, очевидно устыдившись утренних упреков, которые адресовали ей несчастные детишки миссис Дак, прямо-таки раскрыла щедрые объятия и одарила их благодеяниями:
— Эй! Куда же вы?! Садитесь в машину! — воскликнул Тодоровски. И тут же добавил по возможности ласковым голосом:
— Хотите покататься?
Недавнее видение Скрэбба вдруг начало превращаться в чудную реальность: покататься в машине! Оба были донельзя счастливы. На их немытых физиономиях выразилась простодушная радость.
