Я знаю, кто плачет на берегу по ночам. Вернее, я догадываюсь. И я могла бы рассказать об этом Тирто, но не стану этого делать, потому, что тогда мне придётся объяснить ему, кто он такой. Я не имею права ставить под удар всех нас. Кто знает, как поведёт себя это непредсказуемое существо, когда узнает правду? Может статься, что мы превратимся в его руках в живые игрушки и застрянем в этом мире до конца своих дней. Мне надо взять себя в руки и найти выход, ведь я же — ключ.
На побережье, действительно, плакал нерождённый ребёнок, которого по неосторожности сотворил Тирто. Если бы он не передумал, то, вполне возможно, однажды за этим серым валуном обнаружил бы настоящего младенца. Теперь несостоявшаяся выдумка Тирто будет вечно наводить ужас своим плачем на каждого, кто окажется ночью у моря. Вечно, потому, что он не может умереть, так как никогда не рождался. Он есть, и его нет. О, Тирто, ты — настоящая загадка. Если бы ты жил на Земле, я бы обязательно постаралась изучить тебя более серьёзно. Но мы не на Земле и я чертовски тебя боюсь!
— Успокойся, — сказал он, — всё будет, как ты хочешь.
Он посадил меня себе на плечо и глубоко вздохнул.
— Тебе тяжело? — Забеспокоилась я. — Может, я сама пойду?
— Не в этом дело.
Вот и всё. Закончился этот необычный вечер, и мне стало грустно. Я сама всё испортила. Сама! Но, кто сказал, что рядом с Богом человек чувствует себя уютно? Ничего подобного! Тирто создан по образу и подобию Божьему, и подобия этого в нём гораздо больше, чем в любом из нас. Вот только рядом с ним, хоть и надёжно, но трудно и больно. Больно от осознания собственного несовершенства, от груза ошибок и грехов… Куда меня понесло?
Незаметно я уснула. Я спала и видела сон.
… Тени, везде одни только тени. Они скитались по планете в поисках пристанища. И всё, чего они касались, превращалось в пепел. Я шла им навстречу, прекрасно понимая, чем это мне грозит. Я осознавала, что это всего лишь сон, но ничего не могла поделать. Я шла навстречу им, даже не шла — ноги сами несли меня. Тени кружились над морем и плакали, как плакал этот нерождённый, созданный волей Тирто, ребёнок. Тени летали над некогда прекрасными, но уже мёртвыми, городами, усыпанными разлагающимися трупами. Это были не люди. У этих существ слишком лёгкие, полые кости, узкие лица… Наверное, когда они были живыми, они были очень красивыми… Я закричала и тени рассыпались мелкой серой пылью.
Кто-то тормошил меня за плечо. Я открыла глаза и увидела Тирто. Что-то в нём изменилось, но я не могла понять что именно.
— Ты кричала во сне. — Объяснил он. — Тебе снился плохой сон?
— Мне часто снятся плохие сны. — Призналась я.
— Тебе будут сниться только хорошие сны. — Пообещал он.
Ах, как бы это было здорово! Но мои кошмары мне необходимы — в них часто таится разгадка. Да и мои ли это кошмары?
— Не надо. — Попросила я его. — Они мне нужны.
Он удивился.
— Зачем тебе нужны страшные сны?
— Я не могу этого объяснить.
Он нахмурился и гневно сказал:
— Ты вообще ничего не можешь объяснить!
Ночь умирала, унося с собой страхи и тайны. С первыми лучами солнца успокоилась и я. Всё, что меня пугало этой ночью, стало казаться мне надуманным и несерьёзным. Мы шли с ним по узкой тропинке, проторенной неизвестными мне животными, и молчали.
— Скоро мы будем дома. — Угрюмо произнёс он.
"Это ты скоро будешь дома, — подумала я горько, — а я, возможно, никогда не смогу вернуться домой".
У берлоги нас встретил расстроенный Соф. Пока нас здесь не было, что-то произошло, что-то очень плохое.
— Где тебя носит? — Привычно набросился он на меня.
Мне это уже давно осточертенело! Кто дал ему право постоянно на меня орать?!
— Где носило — там уже нет. — Огрызнулась я.
— С Дра — Гамом плохо.
Я влетела в берлогу и увидела Дра — Гамма, лежащего на полу. Мне не надо было объяснять, что с ним произошло и так ясно — он попал под красный дождь. Теперь, когда на нём не было обруча Дра — Ста, он стал видимым, но лучше бы всё оставалось, как прежде, потому, что смотреть на него было больно. Тело покрылось страшными язвами и стало похоже на карту незнакомой местности. Язвы плохо пахли и пузырились. Дра — Гамм умирал, и никто из нас не мог ему помочь! Внутри у меня всё клокотало от бессилия и злости на Тирто. Это из-за него мы ничем не можем помочь другу. Это он заблокировал наших скарров…
— Он умрёт. — Спокойно констатировал Тирто. — Это невозможно вылечить.
"Ах, ты!.. Ты заманил нас в эту ловушку, из которой нет выхода! Из-за твоей прихоти мы не в состоянии помочь другу! Это ты — здоровенная, тупая, самовлюблённая туша — загнал нас в угол!" — ах, как же я была зла на Тирто! И он это почувствовал.
— Я не могу ему помочь. — Тихо признался он.
Конечно, ты не можешь. Всё ты можешь, но не хочешь. Надо что-то придумать, чтобы он захотел спасти Дра — Гамма — иного выхода у нас нет. Только Тирто может сейчас нам помочь. А он помогать не хочет.
Я ходила из угла в угол, бормоча себе под нос проклятия на своём родном языке.
— Всё. Я тут не хочу оставаться ни минуты! Пошли, ребята! — Выкрикнула я. — Берём Дра — Гамма и уходим.
Это была провокация. Мы не могли уйти против воли Тирто, но он-то об этом не знал! Моя тень дрожала и металась, выдавая мои истинные чувства. Я боялась! Страх обдавал меня ледяными волнами холода. Я дрожала, не в силах справиться с собой.
— Зачем вам уходить? — Испуганно пролепетал Тирто. — Вам не надо уходить!
— Конечно, — язвительно заметила я, — мы останемся здесь и все передохнем. Нет уж, спасибо! Делать нам здесь больше нечего! Ты, что, слепой? Ты не видишь, что наш друг умирает? Мы должны ему помочь.
Тито без сил опустился на пол. Он был в отчаянье! Больше всего не свете он хотел сейчас, чтобы мы остались. Больше всего на свете, он не хотел возвращаться в своё постылое одиночество! Больше всего на свете он хотел, чтобы Дра — Гамм выздоровел! Я добилась своего! Теперь остаётся только ждать.
Тирто застонал, сжал руками голову и выскочил из берлоги прочь. Вся моя злость на него испарилась. Он ни в чём не виноват, просто он такой, какой есть. Разве это он заразил Дра — Гамма страшной болезнью? Нет. Но он, я в этом уверенна, вылечит его! Сейчас, когда ему вновь грозит бесконечное одиночество, когда может разбиться на мелкие кусочки хрупкий мир в его душе, он особенно силён.
В тщетной попытке хоть как-то помочь Дра — Гамму, Соф сжал кулаки, даже костяшки пальцев побелели. Жёлтые глаза пылали, казалось ещё немного и от них зажжется всё, что здесь может гореть! Он пытался разбудить, впавшего по воле Тирто в спячку, скарра, но всё напрасно. И тогда он набросился на меня.
