Лунный камень лежал на первой лунной могиле. Жизнь шла. Исследования продолжались…
Витухновский знал в альпинизме толк и уже доставил с ракеты альпинистский инвентарь, специальные ботинки, альпенштоки, ледорубы, которые здесь годились лишь для камня, веревки, крюки, клинья и даже какие-то новинки, в частности семь железных непрожигаемых зонтиков, которые могли предохранить путников от дождя лавы.
Евгений Громов, как и его брат, был мастер альпинизма и одобрил предусмотрительность поляка.
С первых же шагов восхождения Евгений стал командиром похода. Однако авторитетом в лунной обстановке оказалась Эллен. Аникин из-за поврежденной ноги остался внизу, и Эллен, единственная из участников подъема, имела опыт движения по лунной поверхности. Она научилась прекрасно рассчитывать свои силы, очень точно прыгала, давала толковые советы и молча выполняла самые трудные задания.
– Без вас, девочка, мы просто не могли бы подняться сюда, – заметил академик, когда его втащили веревкой на очередную кручу. Первой на нее запрыгнула снизу Эллен, держа конец веревки.
Привал решили сделать примерно в том месте, откуда Петр Громов и Том Годвин рассматривали утонувшие цирки.
Теперь этой картиной любовался академик.
– Какая наглядность! Вы только посмотрите! – восхищался он. – Превосходное подтверждение наших представлений о поднятии и опускании земной коры. Часто опускаются именно высокие места, то есть горные страны. Они оказываются впоследствии на дне океанов. На Луне то же самое! Некогда высокогорная лунная страна, полная вулканических, как мы теперь знаем, цирков, опустилась. Каждая точка коры, по-видимому, любой планеты, совершает как бы колебательное движение, чрезвычайно растянутое во времени. Если бы мы изобразили высоту какой-нибудь точки планеты над уровнем ее океана и показали зависимость этой высоты от смены миллионов лет, то получалась бы волна, синусоида! Полюбуйтесь, вот она, окаменевшая диаграмма!
Внизу виднелись полузалитые затвердевшим камнем кольцевые острова. Местами над каменной гладью поднимались острые хребты, когда-то бывшие горными вершинами.
Во время восхождения Эллен и Евгению приходилось быть рядом. Холодок между ними не исчезал. Но каждый из них чувствовал необходимость сказать что-то важное для обоих.
– Итак, Эджин, – начала Эллен на привале. – Что вы подумаете о том, что вынуждены были нарушить свой принцип?
– Я не нарушил, а изменил его. Отныне я посвящу себя полетам и только полетам в космос. Автоматы могут служить экспедициям.
– Уверена, вы будете ценным исследователем, Эджин. К сожалению, мы с вами навсегда меняемся местами.
– Навсегда?
– Да. Я никогда больше не полечу в космос. Я не имею на это права. Я многому научилась. Научилась понимать, какую малую пользу здесь приношу. А я хочу приносить большую. У меня есть перо, Эджин, и я его не уступлю, как вы свой принцип. Мой долг – воспеть все виденное. Я напишу книгу «Лунный путь» об общей экспедиции на Луне. Это будет прежде всего книга о командоре, Эджин. О лунном Георгии Седове, о Петре Громове… – Эллен помолчала. – Это будет книга о суровой, но прекрасной Луне, вот об этих пейзажах, которых даже не понять, не представить, находясь на Земле. Вы заметили, что Луна – страна геометрических форм, а не хаос, как думали? Правильные окружности, отвесные срезы, прямолинейные трещины. Здесь ничто не смягчено, не сглажено. Луна прекрасна, Эджин! Я провела здесь самые счастливые дни моей жизни и всю свою жизнь посвящу рассказу об этих днях.
– Напишете книгу?
– Да, книгу о нем, о Томе и Ване… Даже о себе. И, знаете, даже о вас, о виртуозном водителе танкетки.
– Очень, благодарен.
– Пожалуйста. А вы?
– Я буду готовить полеты. Это очень хлопотное и незаметное дело. Годы готовить, координировать усилия сотен тысяч людей, чтобы потом, если мне доверят ракету, как доверяют летчику-испытателю самолет, направить чудесное творение ума и рук людей к другим планетам. Я ведь искусный водитель, как вы сказали…
– Цели у нас общие, Эджин, а пути разные. Когда-нибудь я возьму у вас интервью во время вашей тренировки.
– Буду рад.
– Но я никогда, слышите, никогда не буду говорить с вами по телефону, никогда…
Евгений промолчал.
– И я никогда не подойду к телевизору, если вы окажетесь в студии.
– Я постараюсь не попадать на экран.
Евгению хотелось спросить, будет ли в книге что-нибудь о Селене, но он не спросил.
Академик оказался неугомонным. Ему уже не сиделось:
– Друзья, единственно от чего здесь можно устать, так это от отдыха!
Евгений решительно поднялся и перекинул через плечо веревку.
– О'кэй! – сказала Эллен и тряхнула стриженой головой.
Евгению удалось найти удобный перевал, но, чтобы воспользоваться им, предстояло перебраться через черную пропасть.
– Она словно наполнена сажей, – заметил Клу Шанц. – Нужен по меньшей мере мост имени Вашингтона.
– Будет мост имени Шанца, – пообещал Витухновский.
Он принес ракетный гарпун. Гарпуном надо было попасть точно в одну из трещин на противоположной стороне пропасти, чтобы он застрял там и позволил натянуть привязанную к нему веревку.
Витухновский оказался прекрасным стрелком.
– У вас, парень, хорошо пойдет китобойный бизнес, – заметил Клу Шанц.
Гарпун прочно застрял в трещине. Веревку удалось натянуть, и все по очереди переправились через пропасть при помощи крюка и подвесной петли, как в свое время переправлялись первые исследователи через лунную трещину.
Евгений предложил было Эллен переправиться с ним вместе, как она это делала с Петром, но она сухо отказалась.
Группа взбиралась все выше и выше. Семь человек помогали друг другу, страховали один другого, старались сделать восхождение более безопасным.
Горизонт стал шире, а выпуклость лунного шара резче. Но видимость вдали оставалась совершенно такой же, как вблизи. Никакой дымки! Правда, разобрать детали вдали было труднее, но не оттого, что они были мельче, а оттого, что контуры гор как бы наслаивались один на другой.
Евгений вел группу точно. Сделали еще один привал, потом бросок, и… люди увидели «ту сторону Луны».
Она не должна была быть особенной, чем-то коренным отличаться от видимой с Земли части, но… Было на «той стороне Луны» нечто, что заставило всех замереть.
– Вот он, вулкан Петра Громова! – первым произнес академик, поднимаясь на последний камень перевала.
– Великолепный вулкан! – сказал Жак Лавеню.
