Таков в общих чертах сюжет "Европы во льдах" — книги действительно увлекательной, выдержанной в лучших традициях фантастики экшн. Но не только поэтому вспомнили мы о забытом романе. Не менее любопытный документ времени являет собой редакционное предуведомление к сочинению французского беллетриста. С первых же строк автор упрекается в том, что "романист не сумел, да, очевидно, и не захотел использовать удачную фантастическую фабулу для показа широкого социального полотна. Человек, укравший Гольфштрем, оказывается авантюристом, разыгрывающим роль императора потомков первых обитателей Мексики. Он обрушил на мир свою жестокую выдумку во имя мщения за унижения расы. В конечном счете, этот "Монтезума-III" обнаруживает больше личной корысти, чем размаха мысли". И далее: "Ж.Тудуз не разглядел действительной опасности «…» Если научно-фантастическая сторона его романа имеет оправдание в реальности достижений современной научной мысли, то действующие лица романа овеяны слащавой и пошловатой фантазией, схожей с аляповатыми вымыслами Пьера Бенуа «…» Диктатор, похищающий Гольфштрем, был бы мыслим лишь, как воплощение плотоядных и неутолимых аппетитов в американской буржуазии… Читатель должен все время помнить, что в схеме, начерченной Ж.Тудузом, имеется коренной пробел: отсутствуют классы, действующие на арене истории".
Подобного рода обращениями к читателю в те годы снабжались почти все переводные приключенческие книги, и предназначались они в первую очередь не для читателей, которым по большому счету было наплевать — есть в книге "классы" или нет, а для критиков и цензоров, как бы предупреждая их неизбежные нападки за публикацию столь "идеологически безликого" сочинения: мол, да, мы все знаем, и даже, как видите, не одобряем автора.
В завершении, словно оправдываясь — уже перед читателями — редакция все же сообщает, что "роман достаточно увлекателен для того, чтобы вознаградить читателя за употребленное на это время".
Кстати, о популярности зарубежных фантастов в России.
Произведения Жюля Верна и Герберта Уэллса в дореволюционной России переводились довольно оперативно — спустя месяц-другой после выхода на языке оригинала российский читатель получал возможность ознакомиться с новыми книгами зарубежных романистов. К творцам НФ в России и в самом деле относились с особой любовью. Свидетельством тому служит и тот факт, что первое собрание сочинений Г.Уэллса увидело свет отнюдь не на родине, а в санкт-петербургском издательстве Пантелеева в 1901 году. Спустя несколько лет другое петербургское издательство "Шиповник" порадовало российских читателей еще одним собранием английского фантаста (1908–1910), а в 1909–1917 гг. знаменитый издатель П.П.Сойкин выпустил первое в мире Полное собрание сочинений Уэллса в 13 томах.
Полистаем еще страницы старых журналов.
Славный капитан Нэмо, созданный фантазией великого Жюля Верна, как и положено популярному литературному герою, время от времени "оживает" в произведениях других писателей. Правда, гораздо реже другого известного персонажа — свифтовского Гулливера. И все же — еще в 19 веке русский писатель Констатин Случевский написал "неизвестную" главу из Жюля Верна — повесть "Капитан Нэмо в России", а из произведений последних лет можно вспомнить изданный на русском языке цикл фантастических повестей немецкого прозаика В.Хольбайна "Дети капитана Нэмо"…
Впрочем, к герою повести полузабытого, а некогда безумно популярного американского писателя Рэя Кеммингса (1887–1957), автора многочисленных произведений в жанре «космической оперы» и авантюрно-приключенческой НФ, "Человек на метеоре" жюльверновский Нэмо не имеет совершенно никакого отношения. На поверку он оказался просто «тезкой». Или «однофамильцем». А может, и самозванцем.
"Человек на метеоре" печатался с продолжением в журнале "Мир приключений" за 1925 год, — всего лишь через год после первой публикации в Америке (факт сам по себе примечательный в характеристике издательской политики довоенной России). И подобно многим другим публикациям "Мира приключений", повесть Кеммингса вызвала самый живой интерес читателей — в первую очередь, конечно же, увлекательностью и экзотическим окрасом сюжета. И столь же быстро была забыта.
Сюжет ее незатейлив. По стечению странных, так и не объясненных автором, обстоятельств некий молодой человек попадает на метеор, составляющий часть одного из колец Сатурна. Драматическое положение юноши усугубляется еще и тем фактом, что он ровным счетом ничего не помнит: ни как попал сюда, ни откуда он вообще, не помнит даже имени своего. А потому и нарек себя Нэмо (можно предположить, что когда-то он тоже читал роман Жюля Верна, только и этого не помнит). На протяжении четырех номеров читатели внимательно следили за удивительными приключениями новоиспеченного Нэмо, время от времени прерываемые "познавательными" описаниями растительного и животного мира, которые оказались пожалуй даже слишком разнообразны для столь небольшого космического тела. А чтобы придать вымышленному миру большую экзотичность, автор заселил метеор и разумными созданиями, обитающими в подводном городе Раксе. И все-таки Нэмо, потерявший уже всякую надежду на возвращение в человеческий мир, не мог не испытывать острого чувства одиночества. И Кеммингс пожалел его: в Раксе юноша встречает свою "Еву" — девушку Нону, которая, кстати, и вовсе уж непонятно, каким образом оказалась на метеоре…
Повесть Рэя Кеммингса являла собой типичный для того времени образчик авантюрно-фантастической прозы, обильно разбавленной псевдонаучными измышлениями. Подобную фантастику — и нашу, и переводную — в большом количестве печатали советские журналы 20-х. Такого рода сочинения не претендовали на роль и функции Литературы (хотя встречались и подлинные жемчужины жанра), но они были весьма увлекательны, нередко даже познавательны, а главное — в достаточной мере будили творческое воображение советских читателей, переживших Октябрьскую революцию. Редакторы "Мира приключений", "Всемирного следопыта" и "Вокруг света" отчетливо понимали свою главную задачу: поучать, развлекая. Как завещал Жюль Верн.
"Приключения" детского писателя в "Стране Счастливых", или Как фантаст Сталина поучал
… Но нередко «поучения» читателя завершались драмой в судьбе самих фантастов…
В декабре 1940 года из Ленинграда на имя Сталина пришло очень необычное письмо:
"Дорогой Иосиф Виссарионович!
