Не успел я пройти и сотни ярдов, как уже пожалел о своем опрометчивом решении. Возможно, я уже упоминал, что у меня слишком богатое воображение для того, чтобы быть по-настоящему смелым. Мной движет непреодолимый страх, что кто-то может подумать, будто я испугался. Именно эта сила и толкала меня сейчас вперед. Теперь я уже просто не мог вернуться в лагерь, так ничего и не сделав. Даже если бы мои друзья не заметили моего отсутствия и никогда не узнали о моей слабости, мне все равно было бы стыдно перед самим собой. И, тем не менее, я содрогался при мысли о положении, в котором оказался, и в тот момент готов был отдать все, лишь бы только с честью выйти из этой ситуации.
В лесу было просто жутко. Деревья росли так густо и листва их раскидывалась так широко, что свет луны не пробивался вниз; лишь кое-где в просветах среди высоких ветвей я видел кусочки звездного неба. Когда глаза немного привыкли к темноте, выяснилось, что у мрака под деревьями есть оттенки: стволы деревьев все-таки были смутно различимы, тогда как между ними и позади них зияли абсолютно черные, как уголь, пятна тени, словно входы в таинственные пещеры. Проходя через них, я весь сжимался от ужаса. Мне вспомнился отчаянный предсмертный вопль игуанодона – леденящий душу крик, эхом разносившийся по всему лесу. Перед глазами также возникла перепачканная кровью, обрюзгшая, бородавчатая морда, которую я на какое-то мгновение увидел в свете факела лорда Джона. Я и теперь находился в охотничьих угодьях этого чудовища. В любой момент оно могло выскочить на меня из темноты – безымянный и свирепый монстр. Я остановился и вынул из кармана патрон, чтобы зарядить ружье. Когда я взялся за рычаг казенника, все внутри у меня оборвалось. Я взял с собой не винтовку, а дробовик!
Вновь меня охватило жгучее желание вернуться. Теперь, конечно, для этого был прекрасный повод: в подобных обстоятельствах никто уже не мог бы меня упрекнуть. Но снова глупая гордость взяла верх над здравым смыслом. Я не имел права потерпеть неудачу. В конце концов, против тех опасностей, которые я, возможно, встречу, ружье может оказаться столь же бесполезным, как и дробовик. Если я вернусь в лагерь, чтобы поменять оружие, то вряд ли мне удастся войти и выйти, оставаясь незамеченным. Последовали бы объяснения, и моя попытка не принадлежала бы больше мне одному. После некоторых колебаний я собрал все свое мужество и продолжил путь, неся под мышкой бесполезное оружие.
Темнота леса была тревожной, но еще более пугающей выглядела поляна игуанодонов, залитая белесым лунным светом. Прячась за кустами, я выглянул. Никого из огромных животных не было. Возможно, трагедия, унесшая жизнь одного из них, отпугнула их от этого пастбища. В серебристых лучах луны я не заметил никаких признаков жизни. Поэтому, собравшись с духом, я быстро проскочил через открытое место и в джунглях на другой стороне наткнулся на ручей, ставший моим проводником. Это был веселый попутчик, он что-то бормотал и посмеивался на бегу, в точности как мой старый знакомый ручей в Западных графствах, где я еще мальчишкой ловил по ночам форель. Идя вдоль ручья, я должен был выйти к озеру, а по дороге назад он точно так же выведет меня к лагерю. В густом кустарнике я частенько терял ручей из виду, но мне всегда удавалось быстро находить его по журчанию и плеску воды.
Ниже по склону лес начинал редеть, и его сменил кустарник с отдельными высокими деревьями. Поэтому здесь я мог продвигаться быстрее; к тому же теперь мне хорошо было видно вокруг, а сам я оставался скрытым растительностью. Я прошел совсем близко от болота птеродактилей, и когда я был там, откуда-то, совсем рядом со мной, с сухим кожистым шуршанием взмыло в воздух одно из этих громадных существ – размах крыльев у него был не менее двадцати футов. Пролетая надо мной, птеродактиль закрыл собой луну и в просвечивающих сквозь его перепончатые крылья белых лучах стал похож на летающий скелет. Я низко пригнулся за кустами, поскольку по опыту знал, что всего один тревожный крик птеродактиля может привести к нападению на меня сотни его омерзительных собратьев. И только когда все опять полностью успокоилось, я осмелился продолжить свое путешествие.
Ночь была очень тихой, но по мере продвижения вперед я стал различать низкий грохочущий звук, какое-то непрерывное бормотание где-то впереди меня. Звук становился все громче, я явно приближался к его источнику. Наконец стало понятно, что звук исходит из какого-то места рядом со мной. Когда я остановился и прислушался, шум оставался неизменным, как будто источник его был неподвижным. Это напоминало кипение чайника или бульканье какого-то большого котла. Вскоре я понял причину этих звуков, так как в центре небольшой поляны нашел озеро – или скорее лужу, поскольку размерами оно не превышало бассейн вокруг фонтана на Трафальгарской площади, – с какой-то черной, напоминающей смолу жидкостью, на поверхность которой поднимались и лопались большие пузыри газа. Воздух над ней обжигал жаром, а земля вокруг была такой горячей, что я не мог удержать на ней руку. Было понятно, что мощный вулканический процесс, в результате которого много лет тому назад образовалось это странное плато, еще не угас. Я и раньше замечал, что буйная растительность укрывает здесь потемневшие камни и языки застывшей лавы, но эта лужа асфальта в джунглях была первым подтверждением того, что на склонах древнего кратера по-прежнему имеет место вулканическая активность. У меня не было времени рассмотреть это место внимательнее, поскольку я должен был торопиться, чтобы вернуться в лагерь к утру.
Это была прогулка, полная страхов, прогулка, которую мне не забыть никогда. Когда мне попадались залитые лунным светом поляны, я крался в тени вдоль их края. В джунглях я пробирался вперед, с замиранием сердца останавливаясь всякий раз, когда слышал хруст веток, ломающихся под ногами какого-то проходящего мимо меня зверя. Время от времени передо мной на мгновение возникали и тут же исчезали большие тени: огромные и беззвучные, они, казалось, передвигались на мягких лапах. Сколько раз я останавливался, намереваясь повернуть назад, но все же моя гордость неизменно брала верх над страхом и посылала меня вперед, к достижению намеченной цели.
Наконец (на моих часах был час ночи) сквозь просвет в джунглях я увидел блеск воды и через десять минут был уже в зарослях тростника на берегу центрального озера. Мне очень хотелось пить, поэтому я лег и надолго припал к воде, которая оказалась свежей и холодной. Там, где я вышел, находилась широкая тропа с множеством следов: видимо, это был один из водопоев местных животных. У самой воды отдельно лежал огромный валун из лавы. Когда я взобрался на него и лег на его вершине, мне открылся великолепный обзор во всех направлениях.
