- Точно, совершенно точно, - заверил Кожемякин, в глазах которого теперь появилась собачья преданность. - Только... Только вы были какойто странный, серо-зеленый какой-то...
"Белый, симпатичный..." - вспомнил Петров и кивнул, ожидая продолжения. Но тут Людочка дернула его за руку, он оглянулся и увидел, что толпа штурмует заднюю дверь автобуса. Шансов не было, даже если бы он был один. Петров глянул на часы и махнул рукой.
- Надеюсь, меня с работы еще не уволили? поинтересовался он у Кожемякина. - Пропуск лежит на проходной?
Тот сморщился, как от зубной боли, с тоской глянул вслед отъехавшему автобусу и пожал плечами.
- А кстати, что у вас с ведомостями на зарплату? Сделали?
Кожемякин помотал головой.
- Как? Нет?! - удивился Петров,внутренне торжествуя. - и зарплату не выдавали?
Кожемякин кивнул и горько-горько вздохнул. Петрову его даже стало жалко на мгновение.
"В конце концов, он же не виноват... А кто виноват? Кто?!"
Из дальнейшего разговора выяснилось, что на работе царит полный хаос, или "завал", как выразился Кожемякин. Пока беседовали, к остановке подкатил другой автобус. Петров собрался было его брать на абордаж, но тут произошло следующее. Из-за автобуса выскочил некий индивидуум весьма решительного вида - как можно было догадаться, шофер этого автобуса - и подбежав к Кожемякину, охватил его за грудки.
- Ах ты скотина! - зарычал он, сотрясая Кожемякина. - Ты почему вчера смылся? Удрал, а мне с гаишниками разбираться? А?! Я из-за тебя чуть человека не задавил, и за крыло пришлось платить! У-у, зараза... Так бы и придавил!
Петров глянул и обомлел, шофер как две капли воды был похож на Кожемякина.
"Двойник!" - мелькнуло в голове у Петрова, но дожидаться развязки он не стал, тем более, что народ прибывал, а к остановке подъехали еще два автобуса...
У проходной Петров сказал Людочке, чтобы она его не ждала, поскольку с пропуском могут быть проблемы, а время поджимает. И напомнил, что после работы намечен поход в ЗАГС.
Как это ни странно, но пропуск Петрова оказался на месте. Вероятно, слухи о его безвременной кончине еще не достигли пределов отдела режима, и пропуск не успели изъять. Петров подвергся пристальному изучению со стороны ВОХРовской бабуси, которая на вопрос о том, почему нынче такие строгости ворчливо ответила: "А потому!" И пояснила Петрову, который начал было уже нервничать, что вот, мол, ходят тут всякие, а некоторые проходимцы лезут на территорию предприятия по чужим пропускам. И что двоих уже взяли, а еще двое сбежали.
"Может шпионы?" - предположил Петров.
" Да нет, не похожи, - сказала бабуся отдавая пропуск. Были бы шпионы, разве бы они через проходную перли? Да и какие сейчас шпионы... Обыкновенные проходимцы!"
Сразу же за проходной Петров остановился и увидел на стенде для объявлений лист ватмана со своей фотографией в траурной рамке и с приколотой сбоуу красной гвоздикой восточного происхождения. Взгляд Петрова на фотографии был задумчив и отрешен, как будто он смог возвыситься над всей этой суетой и может быть даже постичь какую-то истину, недоступную живому Петрову. Надпись под портретам гласила, как обычно, что "от нас ушел наш товарища которого мы знали как чуткого и отзывчивого..." тл далее в том же духе, а в конце стандартное: "Память о нем..."
"Слух обо мне пройдет по всей Руси великой", - нескромно сказал Петров сам себе. И, подойдя к стенду, убрал гвоздику в нагрудной карман пиджака. Потом он снял ватман и аккуратно свернул в трубочку. Кто-то заинтересовался его действиями: "Что, уже похоронили?" "Да, - ответил Петров, - состоялась кремация, но потом выяснились кое-какие обстоятельства, и теперь компетентные органы требуют эксгумации трупа. Поэтому, вот, приходится снимать"
Эта туманная фраза целиком удовлетворила интересующегося, и он отстал. Петров же направился в свой корпус.
Его появление в служебном помещении вызвало у сотрудников самые неожиданные эмоции. Так например, женщина средних лет, мать двоих детей и профорг сектора, увидев Петрова в дверях, взвизгнула совершенно дико и неестественно, а потом упала на стул и забилась в истерике. Отчасти это помогло сообществу коллег выйти из состояния шока: одни побежали за водой, другие - за валерьянкой, третьи пытались вспомнить, как делается искусственное дыхание и непрямой массаж сердца у женщин. Петров же без лишних слов вынул из аптечки за дверью флакон с нашатырным спиртом, открыл его и сунул женщине под нос. Та на секунду пришла в себя. но увидев Петрова, вскрикнула и снова потеряла сознание. Однако, действия Петрова продемонстрировали всем, что он не какой-нибудь там фантом, или дух, а живой человек.
Неведомым образом слух о его воскресении облетел соседние комнаты, и оттуда повалил народ. Явился среди прочих и некто Славик из смежного отдела - приятель Петрова и бывший компаньон в торговых операциях с книгами не вполне законного, но в достаточной степени безобидного характера. Он продемонстрировал полную материальность Петрова тем, что крепко хлопнул его по плечу и заявил:
- Ну, ты молодец. Это же надо - так всех разыграть!
- Что значит, разыграть? - поддельно обиделся Петров. - Я действительно умер, но, к сожалению, не очень удачно. Ногу вот только подвернул. Пришлось четыре дня лежать дома, а меня тем временем похоронили. В общем, глупая история. Зато плакат и гвоздика...
Все эти тонкие шутки не могли, однако, успокоить общественное мнение. Когда непричастные убрались восвояси, нашлись лица, присутствовавшие на похоронах лично и видевшие Петрова в гробу. Обнаружив теперь этого же Петрова живым и невредимым, они, естественно, не могли спорить с реальностью, но жаждали объяснений, и притом немедленно. Петров их понимал, но делал вид, что ничем помочь не может. Ситуация усугублялась отсутствием Кожемякина, бывшего главной движущей силой кампании по организации похорон и знавшего детали.
Рассматривались и были отвергнуты различные варианты, вспоминались аналогичные случаи. Кто-то вспомнил, что недавно прочитал в журнале "Химия и жизнь" о какой-то морской рыбе, из которой в Японии готовят совершенно деликатесное блюдо, но если повар даст маху, недопарит или недожарит, человек впадает в коматозное состояние, все видит и слышит, но совершенно неотличим от покойника.
"Но ведь его же кремировали!" - сказала бойкая секретарша Кожемякина.
"Не было этого, - заявил Петров. - Я лежал дома в постели. Ко мне приходила Людмила из сто пятнадцатой комнаты, и мы с ней обсуждали вопрос заключения брачного договора, чего безусловно не могло быть, если бы мое тело было предано огню. Спросите Людмилу - она создает мне полное алиби."
Мнения разделились. Но постепенно разговоры начали возвращатьоя к теме, которую обсуждали уже второй день, и которая волновала умы передовой интеллигенции предприятия.
