Потом она взяла это розовое, что принесла с собой, и стала осторожно прицеплять мне на шею. С такой чашкой пластиковой, в которую укладывают подбородок. В итоге вес головы стал приходиться на плечи, а не на шею. Неприятно где-то, но все лучше, чем вообще пластом с зафиксированной головой.
Все это время девчата тоже молчали, только строили мне рожицы, хихикая под сурдинку, и помахивали ладошками приветливо из дверей, отпихивая друг друга с прохода.
– Все, – сказала медсестра, – теперь вам с этим филадельфийским воротником придется какое-то время пожить. Кстати за ним аж в Кадис машину гоняли. И если вы мне обещаете, что не будете резко двигаться, то я развяжу вам руки.
– Все что прикажете, сеньорита, – заверил ее с самыми честными глазами. – Выполню любые инструкции. Филадельфийский воротник лучше, чем испанский сапог.
Шутка юмора не прошла. Ноль реакции.
– Вы можете войти, – сказала медсестра девчатам, развязав меня. – Только больного не теребить и руками не трогать.
Красавицы моментально все оказались рядом, рассредоточившись вокруг кровати. Таня, Дюля, Аля, Буля, Фиса, Инга, Роза, Сажи, Галя… Милые мои…
– Где Наташа? – спросил я их, тревожно переглядывая по их лицам.
– Она тут, в другой палате госпиталя, можно сказать, за стенкой, – поторопилась ответить Ингеборге. – Мы у нее только что были. Ей уже лучше. Она спрашивала про тебя.
Вот так вот. Предел лаконизма. Три фразы – и вся доступная информация в одном пакете. Уметь надо. Особенно женщине.
А то, что Наташка в таком состоянии про меня спрашивала, отдалось теплой волной во всем теле. Приятной такой.
– А ты-то сам как себя чувствуешь, мой господин? – интересуется Булька.
– Как выгляжу, так и чувствую, – отвечаю, усмехаясь. – Красавец, да? Мне для полного счастья в жизни только внезапной пластической хирургии носа в полевых условиях и не хватало.
Шутка юмора опять не прошла. Хоть и улыбаются, а взгляды грустные.
– Нос для мужика не главное, – тоном академического эксперта произнесла Альфия и подмигнула, – главное, чтоб член стоял и деньги были.
– Мужик чуть страшнее обезьяны – уже красавец, – добавила Антоненкова, – но мы тебя и таким любим. Даже больше, чем раньше.
– А то, что укатали Сивку крутые горки, мы и так видим, – сокрушенно добавила Анфиса, поправляя на мне махровую простыню и целуя в лоб.
Стоят вокруг, улыбаются широко и радостно, как родному. А может, действительно так чувствуют? Я же чувствую. Родные они мне стали, хотя всего две недели прошло. Всего две недели…
– Да, – соглашаюсь с Фисой, – крутые валлийские горки…
Я успокоил дыхание. Это надо было сделать, так как нетерпение мое стало просто чудовищным.
– Рассказывайте. Все рассказывайте. С самого начала.
– Ну… если с самого начала, то… – протянула Сажи, а потом выпалила: – «В начале было Слово. И Слово было у Бога. И Слово было Бог»…
Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.
22 год, 1 число 6 месяца, суббота, 21:18
Оттеснив от меня местных «птиц-падальщиков», девчата сами меня покормили ужином с ложечки, а до этого все апельсинки чистили и дольками мне в рот вкладывали. Мне показалось, что они от этого кайф ловят. На самом деле меня сковывала некоторая неловкость. Я же для них был мачо, большой начальник и «муж». А теперь…
Потом девочки ушли, потому что в госпитале «караул устал», и около меня осталась одна Роза, которая кроме апельсинов принесла с собой какой-то женский роман и сейчас читала его мне вслух.
Ингеборге, узнав, что сиделок в госпитале не хватает, тут же подсуетилась договориться со старшей медсестрой, что девочки будут дежурить около меня по очереди, ухаживать за мной и не давать мне вести себя «неподобающе».
Роза сама вызвалась первой на дежурство около меня, сказав, что в еврейском госпитале она быстрее других обо всем дотрындится без лишних терок, хотя сама она не сефардка, а ашкенази.
Вот теперь сидит рядом на стуле и с выражением читает мне какую-то розовую хрень, про которую было заявлено, что это «женская боевая фантастика». Ну да, ну да… Видел как-то по зомбоящику такой мерисьюшный апофеоз. «Зина – королева воинов» назывался вроде.
Слушал я Розину мелодекламацию (мне девчонки еще и проигрыватель с парой флешек подогнали, чтоб не скучно было, вот он тихонечко и журчал фоном), а сам, делая вид, что чутко внимаю Розе, собирал в единую картину все то, что они вывалили на меня тут сумбуром в девятой степени. Их же девять – девочек-то, и у каждой свой сумбур, свои острые впечатления и не менее острые переживания от инцидента. И все это было вывалено на меня со всех сторон практически одновременно. С оханьями, аханьями, перебиваниями друг друга, деланиями больших глаз и стыдливым умалчиванием об описанных труселях.
Только героини этого конфликта на границе были малословны, все больше отделываясь междометиями и односложными переложениями. Стеснялись они повышенного внимания к себе.
Если же перевести весь этот девичий сумбур на классическое повествование, то после того, как меня вывели из активного обращения, произошло следующее.
Как только моя тушка исчезла с водительского сиденья автобуса и заменилась на фигуру орденского офицера с моим же автоматом в руках, что характерно, никто их девочек еще ничего не понял. Офицер патруля открыл рычагом пассажирскую дверь и резко скомандовал по-английски:
– Руки вверх. Выходи по одной.
Потом повторил ту же команду, но уже по-немецки.
У выхода нарисовался второй патрульный с длинной винтовкой в руках.
Первой, естественно, поманили Розу, так как та сидела сразу за водительским сиденьем. Она сняла наушники и, как под гипнозом, медленно вылезла с рабочего места радиста. Патрульный офицер вынул у нее из кобуры наган и подтолкнул к выходной двери, не убирая направленный на салон автобуса «бизон».
Наган он, хмыкнув, бросил на водительское сиденье.
В дверях Розу переняли остальные налетчики и усадили на корточки у борта автобуса ближе к заднему колесу. И еще один патрульный тут же взял ее на прицел.
Потом та же манипуляция по очереди была проведена по очереди с Сажи, Анфисой, Галей, Наташей, Ингеборге и Альфией.
Девчонки, пребывая в ступоре, вели себя чисто как зомби. Никакого сопротивления не оказали вообще, несмотря на то что были вооружены до зубов и уже обстреляны в бою. Им казалось, что все это происходит не с ними. И что все это не взаправду, а понарошку. Что сейчас джентльмены в форме предложат им пройти к месту пикника и там развлечься едой и напитками.
На активные действия не было моей отмашки. Вот они и растерялись.
Организован налет был четко. Один держит всех под прицелом автомата с водительского сиденья, другой принимает в дверях, разоружает и усаживает у борта. Еще двое держат под прицелом винтовок посаженных на корточки девушек уже на свежем воздухе.
Когда патрульные разоружали Бульку, то в торце салона около немецкого пулемета от всего отряда остались только Бисянка и Комлева.
Перед Дюлей на обрезиненных трубах заднего сиденья был закреплен РПК, но она понимала, что времени для того, чтобы нагнуться, схватить пулемет, навести и передернуть затвор, у нее не хватит. Патрульному офицеру достаточно полмгновения, чтобы спустить курок «бизона» и нашпиговать ее с Таней свинцом. А потому даже не дергалась. Самоубийство, даже изощренное, в ее планы не входило. Подняла руки, так и стояла.
Таня также стояла столбом в позе пленного фрица за противоположным сиденьем, около биотуалета, и только искоса переглядывалась с Дюлей. В ее глазах читалась полная безнадега.
Но тут за бортом автобуса неожиданно резко раздался выстрел, за ним другой.
Офицер повернул голову к двери, и в это время Таня Бисянка выхватила из кобуры свой нагановский укорот и уложила тупую пулю точно в висок орденца.
А Дюля, неестественным образом запрыгнув задом на столешницу около пулемета, дважды выстрелила в открытую форточку из своего нагана, и упала, сломав своей красивой попкой хрупкую кофемашину.
Только тут остальные девчата очнулись от столбняка, вскочили на ноги и стали остервенело пинать берцами трупы орденских патрульных. Правда, тот, в кого стреляла Наташа, еще дышал.
На саму раненую Наташу поначалу никто не обратил внимания – валяется около колеса и валяется, может отдыхает в отключке, пока Дюля не выглянула в окно и не накричала на всех.
Восстановила порядок Ингеборге, прекратив избиение трупов, связав раненого налетчика и приказав ни в коем случае не трогать меня с места падения, а вот Синевич, наоборот – разоблачить и перевязать.
Антоненкову с Шицгал послала на перевал вызывать по радио помощь.
Роза орала по всем доступным каналам, что произошло бандитское нападение на автобус «Звезд Зорана» и что есть тяжелораненые, которым срочно требуется реанимация.
