Лай внезапно стих, и Джонатану это очень не понравилось. Он подумал: а не кликнуть ли ему Ахава? Но, во-первых, было мало вероятно, что пес услышит его среди этого шума, а во-вторых, Джонатан не знал, что означал этот шум, и поэтому промолчал. Он взглянул на Профессора, который пожал плечами, а потом наклонился к нему и прошептал:
– Гоблины.
Дули весь сжался и съежился от страха до такой степени, что стал почти незаметным, а сам Джонатан почувствовал, как его прошибает пот. Вполне возможно, что они уже пересекли границу обширных темных пространств Леса Гоблинов, который отделял сторожевую башню пристани Ивовый Лес и Стутон-На-Реке от городков, расположенных выше по течению. И в этих местах особенно опасно было появляться ночью.
Вдруг они увидели плот, освещенный мечущимися факелами. И, к изумлению Джонатана, он несся под всеми парусами – теперь легко было понять, почему им, на веслах, никак не удавалось догнать его.
Свет факелов отражался в тумане и окрашивал дымку в красновато-розовый цвет. Странные тени зыбко мелькали на фоне тумана, словно факелы горели перед колышущимся серым занавесом. На палубе прыгала дюжина каких-то странных низкорослых людей. Они сновали туда-сюда, свистели, гоготали и, молотя воздух то ногами, то кулаками, боролись с кем-то очень ловким.
Испугавшись жутких звуков, Дуди так и сидел, съежившись; Джонатан ободряюще кивнул ему, надеясь подавить его страхи и увидеть в ответ решительный взгляд. Путешественники смотрели на освещенный плот из темноты и поэтому видели гоблинов лучше, чем те – их. Но когда они подошли поближе и рассмотрели наконец отвратительные лица гоблинов, им стало ясно, что одного решительного взгляда тут маловато.
Хотя каждый из них казался ростом меньше гнома и худым, кожа да кости, Джонатан был не вполне в этом уверен. Их фигуры в тумане то как будто росли, то уменьшались, подобно прыгающим по стене теням. В какой-то момент они показались улыбающимися, танцующими эльфами, но уже в следующий миг больше напоминали зловещие тени самой смерти, с запавшими глазами, торчащими зубами и мертвенно-бледными, бесформенными руками, больше похожими на клешни крабов.
Гоблины прыгали по палубе, и в их прыжках, криках и стуках не было никакого ритма. И хотя плот освещали только огни факелов, сквозь дымку был заметен и пар, поднимавшийся кверху от большого железного котла. Один крупный гоблин, который был выше остальных на целую голову, ревел и ругался, помешивая содержимое котла, а глаза на его отвратительном лице горели, точно угли. Его приятели, как будто без особой цели, кидали в котел самые разные предметы: секстант, сыр, бочонок с гвоздями, обрывок веревки и всякие другие, явно несъедобные, вещи. Они швыряли в котел все подряд и ломали все это только затем, чтобы повеселиться. Зубы Джонатана выбивали от страха дробь, но то, что они портили вещи, его страшно разозлило.
Один из прыгающих гоблинов издал вдруг громкий вопль, похожий на крик болотного черта на рассвете, – это он заметил лодку, а в ней трех человек. Остальные гоблины толпой сгрудились на краю плота, указывая друг другу на лодку, махая руками, крича и смеясь. Джонатан видел, как один из них покатил по палубе бочонок с овощами, а затем бросил его в реку. Несколько секунд он покачивался на поверхности воды у лодки, но вскоре течение понесло его в сторону моря.
Другой гоблин выдернул из зажима факел, укрепленный на палубе, и Джонатан был уверен, что сейчас он подожжет плот. Однако вместо этого гоблин приложил факел к собственным волосам и, когда они запылали, запрыгал и заметался по палубе. Из его рта, наполненного острыми зубами, вылетел хриплый смех, а огонь расплавил кожу на его лице, и она, словно воск, поползла вниз, обнажая ухмыляющийся череп с горящими волосами.
Джонатан испытывал смешанное чувство – что-то среднее между ужасом и отвращением, в отличие от Дули, который был напуган до полусмерти, – он сидел на носу лодки, закрыв лицо руками. А гоблины тем временем достали ножи с длинными кривыми лезвиями и принялись ими размахивать. Джонатан и Профессор, без всяких обсуждений дальнейшей стратегии, стремительно стали грести в обратную сторону. Но когда гоблины добрались до ружья Профессора и бросили в котел и его, Вурцл решил, что они удалились от плота уже на достаточное расстояние.
– О Господи! – воскликнул он, размахивая веслом. Его высказывание, казалось, вызвало у гоблинов приступ ярости – одни затопали ногами, а другие подожгли себя.
Лодка в этот момент не двигалась с места – Джонатан не был настолько обеспокоен судьбой оружия, как Профессор, и продолжал грести назад, в то время как Вурцл в ярости греб вперед.
В тот самый момент, когда лодка застыла в неподвижности, не двигаясь ни вперед, ни назад, Джонатан с изумлением увидел, как из двери рубки, точно вихрь, вылетел Ахав, который по сравнению с гоблинами казался огромным. Гоблины, очевидно, полагали, что пес надежно заперт, поэтому его появление застало их врасплох, и они принялись выделывать сумасшедшие курбеты.
Это была весьма занятная картина. По воде прокатились рев и смех, и очень скоро все гоблины горели ярким пламенем, точно миниатюрные костры. Ахав прыгнул на крупного гоблина, помешивающего в котле, и, не обращая внимания на его злобное расплавленное лицо и горящие волосы, схватил его сзади за штаны, потряс и скинул в реку.
Очутившись в воде, гоблин пронзительно завизжал и принялся шипеть и пускать пузыри. Когда он всплыл на поверхность, то и наполовину не выглядел таким мерзким и страшным, как минуту назад. Сейчас он был похож на совершенно промокшего, жалкого, вредного маленького человечка. Его приятели на плоту, однако, продолжали гореть и шумно веселиться. Они принялись швырять в него разные предметы.
Ахав пришел в восторг от своих действий и, недолго думая, схватил еще одного гоблина и сбросил его в реку. Джонатан, глядя на отважного Ахава, приободрился. А Профессору Вурцлу, испытывающему опасения, что его оружие окажется в реке, удалось грести сильнее, чем Джонатану. И лодка наконец прошла те несколько футов, которые отделяли ее от плота, и Профессор вскоре привязал швартовочную веревку к его корме.
Но влезть на борт оказалось не таким-то простым делом – шесть гоблинов дико носились кругами по палубе вокруг рубки. Они бегали в таком бешеном темпе, что невозможно было определить, кто за кем гоняется – гоблины за Ахавом или он за ними.
К активным действиям Профессора подтолкнуло то, что один из гоблинов достал из котла его ружье и принялся размахивать им над головой. Совершенно ясно было, что ружье заведено – маховик с ручками крутился, и казалось, что вот сейчас гоблин дернет за рычаг и оно отправится в свой сумасшедший полет.
Профессор набросился на гоблина и схватил ружье, но тот держал его крепко и, крича и визжа, царапал Профессора когтями. Старик Вурцл, не обращая внимания на боль, впал в ярость, когда ружье вырвалось из рук гоблина и полетело над рекой. Сквозь просвет в тумане Профессор видел, как оно, пролетев футов пятьдесят, шлепнулось в воду, затем выплыло на поверхность чуть дальше и скрылось в клубящемся тумане. Его замечательное оружие было потеряно, и на этот раз поблизости не оказалось дерева, на которое можно было бы вскарабкаться и вернуть его обратно.
Профессор Вурцл, вне себя от ярости, опрокинул пылающего гоблина, который не переставая визжал и хохотал, и сбросил его в реку.
Джонатан и Ахав гонялись в это время по палубе за последним гоблином. Наконец и Дули, собравшись с духом, влез на плот и, увидев, что гоблинов почти не осталось, приободрился и схватил мчащегося мимо противника за шиворот. А затем, закрыв глаза, чтобы не видеть его лица, швырнул его в реку.
Головы гоблинов, уносимых к дальнему берегу, постепенно исчезали из виду. И постепенно затихал их смех, приглушенный туманом. Трое запыхавшихся друзей уселись на носу плота рядом с доблестным Ахавом.
– Эх! – с досадой воскликнул Джонатан по поводу потерянного оружия. Но, по правде говоря, это волновало его не так уж сильно, поскольку он никогда не верил в то, что от этого ружья будет хоть какая-нибудь польза.
