На это уходило все время.
«Уйдем», – иногда предлагал Алди отцу Вонгу.
«Я совсем плохо вижу».
«Я буду вести тебя».
«А куда мы пойдем?»
«К ближайшему Языку».
«Это далеко. Но я хочу, – кивал отец Вонг. – Поевшие Языка лучше видят».
«Я тоже слыхал о таком».
Лунной ночью Алди увидел мать Хайке.
Загребающая нога, падающие на плечи пепельные волосы.
Выставив перед собой руки, мать Хайке, как слепая, пробиралась к скальным массивам. Проходов не было видно, но, подчиняясь Луне, мать Хайке не сомневалась ни в одном шаге. Осинки отсвечивали багровым, будто горели, и Гаю стало страшно. Он сказал отцу Вонгу, семенившему за ним:
«Держись за мой пояс и выше поднимай ноги».
«А куда идет мать Хайке?»
«Прямо к каменной стене».
«Думаешь, мы пройдем вслед за ней сквозь камень?»
«Не знаю».
Светила Луна. От горных массивов несло холодом.
Мать Хайке внезапно ступила куда-то вниз. Точнее, стала вдруг ниже ростом, будто провалилась по лодыжку. Потом провалилась по колено, по пояс.
«Что она делает?»
«Не могу понять».
«Но ты же зрячий».
«Зрячие тоже не все видят».
«Тогда зачем зрение?»
Отвечать Алди не стал. Следуя за матерью Хайке, он привел отца Вонга в каменную расщелину, надежно скрытую от любопытных глаз густыми зарослями. Никому бы в голову не пришло искать выход из ущелья так близко от человеческого жилища.
Через какое-то время расщелина стала еще шире и Алди увидел рощицу черных деревьев, залитую мутным лунным светом.
«Что сейчас делает мать Хайке?»
«Обдирает кору черного дерева».
«А теперь она что делает?» – не унимался отец Вонг.
«Теперь размягчает кору».
«У матери Хайке есть вода?»
«Нет. Но в ее теле много жидкостей».
«Она размягчает этим?»
«Ну да, – сказал Алди. – Так легче жевать».
Взглядом попрощавшись с матерью Хайке, он повел отца Вонга через рощу черных деревьев.
«Мы идем в правильном направлении?»
«Других направлений здесь нет».
«Значит, мы выйдем к Ацере?»
«Все так говорят».
«Тогда давай сядем на камень и подождем».
«Чего?»
«Я не знаю. Может, кто-то пройдет, подскажет. Людей везде много, непременно кто-то пройдет. В мире не осталось одиночества».
«Так можно ждать долго».
«А куда торопиться? Или ты думаешь, мы не заметим ангела, когда он пролетит мимо? – Отец Вонг всеми пальцами нервно ощупал лицо Алди, страшно изуродованное рубцами. Он будто боялся, что Алди подменили. – Ты разговариваешь с ангелами?»
«Нет».
«А по строению головы мог бы разговаривать».
«А ты разговариваешь?»
«Ну да. Постоянно».
«А о чем?»
«Ну, спрашиваю, например, что делает тот или иной человек. И еще про всякое. А ты что сейчас видишь?»
«Белочку вижу».
«Она на ветке?»
«Ну да».
«А что делает?»
«Сейчас спрыгнула на Солнце. Оно низко, ветка нависает над ним, вот белочка и спрыгнула прямо на Солнце. Лапкам горячо. Поджимает лапки».
«Хорошо жить», – вздохнул отец Вонг.
Когда-то Алди ненавидел слепых, но это давно умерло. Слепец, похитивший его сестру, помнился смутно. Ну, еще проблесковый маяк. Ну, еще Мутти, неизвестно за что получившая Заслугу. Мечты о Марсе и звездах – это все тоже давно умерло. И Тэтлер, Герой Территорий, умевший водить грохочущую бокко, умер.
«В Ацере нас никто не тронет, – сказал отец Вонг, почувствовав меняющееся настроение Алди. – В Ацере большой Язык. Там я восстановлю зрение. Это правда, что у Языка вкус банана?»
Они всякое видели.
Например, человека, который носил за спиной осиное гнездо.
Ядовитые насекомые ползали по впалым щекам, по бледным векам, по голым плечам, человек чихал, но осторожно.
Видели человека-кочку в мертвой зоне, куда никто не ходит.
Ограждения там давно рухнули, болотные «окна» затянуло черной ряской, человек, как кочка, оброс прямыми зелеными волосами до пояса. И верба над ним переродилась во что-то бесформенное, огромное, все в серых шарах, будто на ветках развесили дохлых мышей. И кожа на человеке клочьями сползала с тела от сырости. Он все время казался голым.
Над дорогами погромыхивало.
Может, гроза. Может, отзвук Катастрофы, когда-то поразившей Землю.
Там и здесь валялись тела. Некоторые умерли сами, другие не хотели больше идти. И везде, переступая через тела, копошились толпы. Это были настоящие котлы ужаса. Те самые семь миллиардов. Они искали дорогу, ведущую к Языкам. И каждому звуку на дорогах сопутствовало необычное эхо. «Наступит время, когда любой человек в любой час дня и ночи сможет получать кусок Языка, – вслух мечтал отец Вонг. – Пусть какие угодно очереди, это не должно мешать. Хотя бы раз в сутки можно будет поесть от души. Больше людям и не надо, верно?»
Отец Вонг любил говорить о пище, о простых вещах.
«У меня никогда не было родителей. Слышишь, Алди? Никто не слышал, чтобы у меня когда-нибудь были родители. Просто однажды я пришел к матери Хайке. А кто меня произвел, было ли вообще такое, этого никто не знает. Дети вырастут – разберутся. Они сделают так, чтобы любой человек мог получать по куску Языка хотя бы раз в сутки. Вот будет счастливая жизнь, правда? Стоит жить ради этого. Каждый день по большому куску! Конечно, придется отстаивать длинные очереди, но мы благожелательные люди, Алди. Куда нам, торопиться? Если нам будут давать по куску Языка, мы будем жить в очередях. Жизнь длинная, это ее скрасит. Вот какое наступит счастливое время! Каждый будет знать место в очереди и никому не будет грозить голод».
«А звезды?»
«О чем это ты?» – настораживался отец Вонг.
И вдруг понимал: «Ты думаешь, Язык будут выдавать даже ночью?»
В грязном городе Терезине они застряли на несколько месяцев.
В Терезине тысячами умирали люди. Закрытый на карантин город охраняли синерубашечники, не слушавшие никого, расстреливавшие всех, кто пытался уйти. На окраинах города громоздились горы разлагающихся, посыпанных специальным порошком трупов, грохотала тяжелая техника, пробивающая глубокие рвы. «Вирусы, это вирусы, – объяснил доктор Пак, которого Алди разговорил, проходя медкомиссию. – Они убивают, они спасают». Странная фраза объяснялась тем, что доктор Пак смотрел на вирусы как на некий божественный механизм, обеспечивающий самую быструю и эффективную очистку Биосферы. «Нас слишком много, – объяснил он Алди. – Способность вирусов вызывать эпидемии – это божественная и спасительная для нас способность. Может быть, она – самый важный контрольный механизм Биосферы».
«Но мы умираем от вирусов».
«Нуда, – соглашался доктор Пак. – Некоторая часть населения Земли обязательно вымрет. Рай на Земле нельзя установить в такой ужасной толчее, как сейчас. Кто-то обязан навязать свою волю другим, иначе как поддержать жизненный тонус? Взгляни на своего спутника, – доктор ткнул крючковатым пальцем в сгорбившегося отца Вонга. – Он давно утратил все резервы жизнеспособности. Он давно не плодится, значит, у него нет будущего. Вирус непременно его убьет, потому что он съел все свои биологические резервы. Зато ты, Алди, как это ни странно, выглядишь приемлемо. Хочешь я рекомендую тебя в отряд синерубашечников? Мне понравились твои анализы. А немного страданий всегда уместно. Даже при самых резких изменениях внешних условий ты способен выдержать многое. Хочешь надеть форму? Уверен, ты еще способен плодиться. Тот, кто хочет жить, должен плодиться. Избыточность, избыточность, избыточность! – вот наш девиз».
