— Я, — говорит он внушительно, отпускает змею и вынимает из кармана жилетки саздание, похожее на мекроба оспы, увеличенного в мильон раз, — я Вертиго Смит.
— Неудивительно, — говорю. — Имя наследственное или блогоприобретенное?
— Им наделили меня родители, — отвечает он, — люди добропорядочные, но к несчастью неграмотные. Они вычитали это слово в альманахе, решили, что оно красиво звучит, и дали мне такое имя.
Он продолжает:
— Я, — говорит, — второй Бербанк. Точнее, Бербанк — это второй я. Он занимается лишенными чувств и разума предметами, вроде цветов, деревьев, фруктов и поленьев, и прочими бесплодными и жалкими блогоглупостями, я же посвящаю свои неустанные усилия и безграничный гений животному царству. Они, — тут он беззаботно машет рукой на змею и мекроба оспы, — представляют собой некоторые мои иксперименты. Это, — продолжает он и ласково поглаживает мекроба, — есть результат смешивания крови скорпиона с кровью таракана, и нового смешивания этой комбенации с тарантулом, а через некоторое время я намериваюсь наделить это чудное маленькое создание нюхом и плотью гончей, и наконец моего культевированого носорога, а затем льва, тигра, леопарда, гризли, гремучей змеи, ядозуба и пантеры.
— Хорошенький у вас выйдет питомец, когда вы закончите, — замечаю я. — Самое то на замену комнатным собачкам.
Он игнарирует мое неуместное остроумие.
— То будет великий вклад в зоологию, — заявляет он.
— И большая потеря для антрупологии, — добавляю я.
— Кроме того, из него получится отличный сторожевой пес, — говорит он.
— Тут вы правы, — отвечаю я. — Вор сразу наложит в штаны, не сомневайтесь.
— В числе других моих любопытных икспериментов, — продолжает он, — имеется гебрид кота и мыши. Но успехом данный иксперимент не увинчался: прежде чем животное достаточно развилось, чтобы понять, чем именно является, оно успело загнать себя до смерти.
— У меня имеется также, — продолжает он, — гебрид лошади и страуса, что дает максимум скорости при минемуме веса. Я нашел, что продажа перьев вполне обеспечивает содержание скакуна и потому оставил новую ботарейку Эдисона, каковую он разрабатывает уже сто лет, далеко позади. А скрещивая шотландского сеттера, корову и жирафа, я получил кроткое, разумное животное, дающее молоко; оно умеет выполнять простые команды, например приносить перчатки или закрывать дверь и, конечно же, окажется очень полезным в сезон сбора вишен.
— Ежели бы вы сумели как-то соединить курицу и метелку для яиц, — предлагаю я, потому как голова у меня идет кругом от всех его искпериментов, — и подвесили зверюге на шею добрую бутыль, достаточно будет свистнуть, и она прибежит со стаканом гоголь-моголя с ромом, как только вам захочется выпить!
Он не обращает на меня внимания.
— В настоящее время, — говорит, — меня интересуют паразиты. Паразит — это зоологическая протевоположность. Коты — паразиты мышей. Собаки — паразиты кошек.
— Понимаю! — восклецаю я. — Пьяницы — паразиты виски, а банковский крах — паразит денег.
— В общих чертах, — одобряет он, — но мы говорим о фауне. А теперь, — говорит, — возьмем, к примеру, комаров. Вы живете, скажем, в Ной-Джерси, или Пелэм Маноре, или в ином сильно параженном штате. Вы выходите вечером на площадь и так заняты хлопаньем себя по ногам и шее, что можете истаргать одни ругательства. Но представьте, как было бы чудесно и замечательно, если бы у вас на спинке стула или на ботинках сидели бы, допустим, полдюжины комариных паразитов и мгновенно расправлялись с падлетающими к вам комарами! А когда наступит ночь, они усядутся у вас на подушке и покончат с любым треклятым маскитом, который попытается всадить хабаток вам в кровеносный сасуд!
— Отлично! — согласился я. — Восхитительно!
— Надо думать, — самодовольно заметил он. — Их можно продавать по четвертаку за штуку. Летом они сами обеспечат себя пищей, а зимой впадут в спячку в складках вашей летней одежды; на пропетание им хватит моли и небольшого количества камфары.
— Звучит неплохо, — говорю. — Очень неплохо!
— Так и есть, — говорит он. — Но большие праекты принесут больше денег. А самый большой праект — это диплодок.
— Чего? — говорю я.
— Диплодок, — говорит он. — Это рептилия, — говорит, — или млекопетающее, или рыба, или птица, или что-то в таком роде. Я и сам не знаю. Но дознаюсь во что бы то ни стало. Эндрю Карнеги недавно приобрел скелет за двадцать или за пятьдесят тысяч долларов, что-то в таком роде. Если уж скелет сколько стоит, то готовый диплодок должен стоить мильон. Итак, — внушительно заявляет он, — я собираюсь вырастить стадо диплодоков для продажи в стране и икспертной торговли. Когда я сумею заставить их размножаться, мой годовой доход составит, я полагаю, двадцать или тридцать мильонов. На первых порах я стану действовать медленно и тайно, продавая потихоньку чучела в музеи естествинной истории. Потом расширю дело и охвачу зоологические сады и бродячие зверинцы. А когда спрос насытится, буду продавать диплодоков в качестве домашних животных. Они смогут отлично перевозить дома или тащить баржи по рекам.
Короче, этому старому джентльмену я очень понравился, и он мне тоже. Так что, когда он предложил мне работу по уходу за его искпериментами, я принял его предложение и поселился с ним на той мороженой вилле. Сначала я побаивался, но после привык, точно всю жизнь провел в психопетической клинике. Геенне тоже там понравилось, и он вовсю гонял с конестраусами и петухуру.
Там было много зверей, которых я даже не видел. Их он держал в огромном загоне за холмом. Там он делал из слонов мастадонтов и мамантов и бегемотов и прочее; был там еще двухногий носорог размером отсюда вон дотуда и еще столько же.
Для диплодока мы отобрали лучших праизводителей. У нас был там один двухногий гиппопотам, сделанный из пингвина, конфетка да и только. И другое саздание, гебрид кенгуру, кита и эму. И так далее, и вот наш тяжкий, крапатлиливый и самаатверженный труд стал приносить плоды, и через несколько лет мы получили что-то очень похожее на нужное животное.
Однажды мы задумчиво глядели на него. Животное уже подросло и могло теперь стоять на ногах, упираясь головой и хвостом в землю.
— Что-то тут не так, — зловеще проговорил старый Смит. — Оно больше похоже на корову, чем на диплодока. В чем дело, как ты полагаешь?
— Ни черта не понимаю, — сказал я. — Оно точно потеряло последнего приятеля, причем этот приятель задолжал ему денег. Вот уж не думаю, что оно способно укусить, даже если положить ему палец в рот и тянуть за хвост.
