Половина воев попрыгала в море и уже гребла к противоположному берегу, блаженно загребая под себя прохладу, и так ее было много, аж целое море, что и торопиться не хотелось, другая половина вот только сбрасывала мешки наземь, скидывала рубахи, неслась к обрыву, когда из-за земляного горба шатаясь, будто пьяный, выметнулся седой. Вои начали было ржать, но Долгач прикрикнув, осек, дыхание, мол, берегите, плыть еще. Никого не осталось на обрыве, кроме Долгача, когда уже не бегом, а шагом, да и не шагом, а шорканьем стариковским, приколченожил Безрод на обрыв. Бросил мешок, или мешок в конце концов седого да худого бросил, а только пал тот душегуб ничком и не двигался, только хватал воздуху сколько мог и все мало было. Расползалась из-под распластанного тела кровь. Долгач, прищурившись смерил Безрода, удивленным взглядом. Ничей отдышался, приподнялся на руках, оглядел берег. Видел его Долгач еще утречком, человек как человек, а теперь резко проступили на лице скулы, кожа натянулась, морщины, расчертили лицо, а глаза серы, мрачны, темны, будто небо зимой. Ничей шатаясь встал, и стоял, пока головокружение не прошло. Долгач бросил быстрый взгляд на море. Нет, не плыть ему самому сегодня, скоро уж и вои возвратятся, а этот все дышит надышаться не может.
Безрод шагнул к обрыву. Долгач хотел было остановить, но этого седого, чтобы не пустить в море, пришлось бы убить, так бешены стали его глаза.
- Не ходи. Потонешь. - остерег воевода.
- Не твоя печаль. - просипел Безрод и все в груди его свистело и булькало.
- Рубаху-то хоть сними. - уже в спину бросил воевода.
Безрод даже не ответил.
Ничей не прыгнул с обрыва, просто неуклюже свалился, с громким всплеском ушел под студеную воду. Долгач, перегнувшись, все искал на поверхности седой, прилизанный водой ко лбу волос. Безрод всплыл будто неживой. Полежал на спине и сделал слабый гребок, потом еще, еще...
Один за одним выходили на берег вои, будто дружина морского хозяина, все как на подбор, крепкие, блестящие, будто ядра лущеные, отряхивались, со смешками, с сальными остротами рыскали по берегу, по вышивками на вороте рубахи свои искали.
- А что, хоробры, не проплавал ли кто мимо?
На вопрос воеводы грянули так, что чайки, те оставшиеся, что еще не снялись вслед за самыми пугливыми, разом поднялись со скал.
- Да несло волнами что-то встречь, а что - и не упомним. Разве только... по запаху!
Те, что не успели к началу, выходили на берег и, не понимая ничего, еще не восстановив дыхание, тут же отдавали его последнее, и падали на берег и катались, ухватив животы, чтобы не полопались.
- А не сбежит? - на обратном пути, на бегу выспрашивал Долгач, все оглядываясь на море.
- Не-е-е! Без меча никуда не подастся! Дрожит над ним, что мать над дитем.
- Ну добро! Эй, там, а ну припусти галопом, во всю мочь!
Нескоро осядет та пыль, что взбитая босыми ногами в воздух поднялась. Последняя пыль. То ли дождями прибьет, то ли снежком сразу...
Вои вставали, после короткого полуденного сна, того самого, после которого то ли выспался, то ли нет, то ли злее, то ли... кто его разберет, когда на дворище, заплетаясь в собственных ногах, мокрый, исхудавший вполовину, ввалился Безрод. Видно стало - падал по пути числом несчетно, но вставал и шел вперед. Кровища стлалась следом, вымочила рубаху, белесую пыль, что покрыла рубаху всю, теперь-то стало ясно, что именно кровью тропил дорожку от самого берега до дружинной избы, и что кровью взопрел после круга с мешком на плечах. Ни на кого не глядел, а от глаз можно было лучины запалять, так горели лютой злобой и упрямством. Старая Говоруня, что еще княжа нянчила и сынка его, почившего в сече с урсбюннами, нянчила тож, нынче же полуслепая, попятилась с дороги плетущегося Безрода, руками всплеснула, знамением обережным себя осенила и зашептала:
- Расшибец, как же посекли тебя, все не бережешься малец, все так же бронь не вздеваешь! - и глаза старухи заволокло сумасшедшими слезами.
И в полной тишине на обезмолвившее дворище влетел Жалощ и затряс старуху за плечи.
- Очнись, старая, не Расшибец то, безрод, душегуб и тать! Очнись старая! Еще летом посечен Расшибец, да очнись же ты!
Едва душу из старой не вытряс, еле утихомирился, и с такой ненавистью взглянул на Безрода, что тут только все дворище изумленно ахнуло. И ахнув, раскрыли все рты. Как же похож стал мокрый, шатающийся Безрод, на посеченного в той битве Расшибца, как же сами не увидели, глаза что ли проглядели? Вот так же тогда пришел Жалощевич в становище, так же волос, мокрый от крови, лип ко лбу, так же болталась рубаха без срезанного чужим мечом пояса, только меча в руке недостает этому седому, а лицом - так один к одному, те же черты, тот же взгляд. А увидевшие тогда княжича живым, нынче за обереги похватались, все блазнилось, молодой княжич, слегший от ран, восстал и идет по дворищу, шатается, вот-вот упадет.
Безрод ничего этого не заметил, прошел по вмиг умолкшему дворищу, злобу из сердца не отпускал. Отпустит - с нею сила остатняя уйдет, повалится на порожке избы, курам на смех. Как встал на пороге избы, опять свет собою застил, как в тот первый раз, и прилети в этот миг сапог, с ног снесет, мало душу не выколотит.
- Ну чего встал, свет не засти!
Сапог, кувыркаясь через голенище, прилетел из темноты и ударил в грудь. Безрод и не увидел, как прилетел, глаза заволокло мутью. Ничей попятился, нынче курица крыльями взмахни - ветрищем снесет, на крыльце упал навзничь. Один за одним выходили вои из избы, брезгливо обходили, ни один руки не подал, помогая встать. Безрод глядел мутным глазом в небо и кусал губы, пытаясь встать.
- Поди и до середины не доплыл. огромный Тяг сапогом откатил Безрода с дороги.
- Обессилел. Жаль-то какая! - откатил еще дальше Трескоташа.
- Не-е-е, - почесал затылок Сдюж. -оно не тонет. Прибило, видать, к берегу.
Жалощ первым грянул хохотом, за ним дворня. Вои один за одним уходили со двора друг друга за городской стеной на крепость пробовать, шеи мять, да холки друг другу чесать. Вернутся лишь затемно. Тяг с изумлением воззрился на собственный сапог. Носок ало пламенел кровью.
- Да он кровит, точно курица резаная!
- Все дворище испоганил! - Трескоташа указал на пятна крови на траве, возле крыльца, на само крыльцо, на дорожку от ворот до избы дружинной.
- А ну-ка, Извертень, легкой ногой пролети до того берега и обратно. - Долгач, задумчиво глядя на Безрода, отослал невысокого коренастого парня на тот берег. -Да погляди доплыл али нет!
- Я мигом! - молодому, да здоровому второй раз губу переплыть - только кровь жаром потешить.
- А ты, неподпоясан, скидывай рубаху. Если посечен, покажи раны.
Безрод покачал головой. Ничей уже встал на одно колено и качал головой, глядя исподлобья снизу вверх.
