Мы рассчитываем на догадливость читателей, которые наверняка поняли, что подарок вовсе не такой уже бескорыстный и продиктован не только заботой о процветании талантов. На каждом концерте объявлялось, что Марсин Полли играет на специальном инструменте всемирно известной фирмы «Лебрассо и сын». Нам не довелось познакомиться с балансом фирмы, но можно полагать, что в конечном счете реклама окупила стоимость подарка.
Итак, вслед за Люо Ричар на сцене появились еще два питомца Общества покровительства талантам. Специальные самолеты носили их по воздуху из конца в конец планеты. На красочных афишах были вычерчены их пути по всему миру. Миллионы людей читали эти афиши и задумывались над капризами природы, так щедро одаряющей талантами представителей одной части света и так скупо относящейся к другим континентам.
Стоя у цветистых афиш, люди не подозревали, что синие линии, соединяющие Бизнесонию со всеми крупными городами мира, показывают не только дорогу славы вундеркиндов, но являются также обозначением незримых каналов, по которым деньги со всех концов земного шара текут в несгораемые сейфы Нульгенера и Чёрча.
При взгляде на афиши, многим не могло прийти в голову и то, что за фейерверком славы вундеркиндов скрывается трагедия создателя этой славы.
А в доме доктора Хента назревала трагедия.
Лайга Моунт считала, что во всем виновна «эта танцовщица» – как она называла Эли Милоти.
– Если бы не она, Улисс, конечно, делал бы все, что я приказываю, – жаловалась она Чёрчу.
– Безусловно, – соглашался Чёрч. – Исполнять ваши приказы, должно быть, наслаждение.
– Вы думаете?..
– Я готов это повторять сколько угодно: исполнять ваши приказы – наслаждение для того, кто любит.
– Он всегда поступал, как я приказывала. И всегда получалось хорошо. Правда?
– Ну, конечно, – живо отозвался Чёрч, целуя руку Лайги. – По вашему настоянию Хент проделал опыты над детьми, и теперь весь мир должен благодарить вас. Вы дали миру гениев музыки! Если бы не вы, мир не наслаждался бы музыкой этих удивительных детей.
– Вы действительно думаете, что это моя заслуга?
– Ну, конечно, Лайга! Милая, божественная Лайга! «Лайгамицин!» – так я называю препарат, хотя это не по душе Хенту. В этом препарате – ваше обаяние, ваша душа. Вы же видите, что без вас от его препарата человечеству не было бы никакого толку. Вы тогда настояли, и он применил «лайгамицин». Но на этих ребятах долго не протянешь. Они растут, нужны новые вундеркинды. Надо заставить его действовать дальше. Мы предоставим ему детей, дадим… вам сколько угодно денег, только держите его в руках, Лайга.
– Он стал таким упрямым. Из-за той танцовщицы. Ради нее и вонючих обезьян он готов пожертвовать моей любовью. Боже мой, как я несчастна!
Лайга расплакалась.
Чёрч не выносил женских слез. Это хорошо знали сотрудницы театральных контор. Но то было там, на службе. Любимой женщине разрешалась даже такая вольность. И Чёрч не преминул сказать об этом плачущей Лайге:
– Я не люблю слез, Лайга, они обычно раздражают меня. Но ваши слезы разрывают мое сердце. Не будь Хент вашим мужем, я сделался бы его смертельным врагом. Не плачьте. Если моя жизнь может хоть на одну слезу уменьшить ваше горе, берите мою жизнь, она ваша…
Лайга любила романтические сцены. Этот «сухарь» Улисс не проник в ее сердце, не сумел затронуть самых звучных струн ее души. Тем хуже для него. Струны зазвучали для другого…
Улисс по-прежнему любил Лайгу и был ей покорен во всем. Когда Лайга настояла, чтобы деньги, полученные от Чёрча, были внесены на ее счет в банк, он согласился и на это. В доме все было так, как хотела Лайга, вернее, как хотел господин Чёрч, ибо с некоторых пор он распоряжался в доме Хента с большей свободой, чем в своем собственном, где господствовала хотя и поблекшая, но по-прежнему своенравная Гуги Тум, бывшая кассирша кабарэ – супруга Чёрча.
Но в одном Улисс проявил неожиданную самостоятельность: он отказался производить дальнейшие опыты над людьми с препаратом милотицин.
Ссоры следовали одна за другой. И однажды, сгоряча забыв о наставлениях Чёрча, просившего ее пока не порывать с мужем, Лайга ушла. В тот же день демонстративно покинула квартиру «этой обезьяны» служанка Петли.
Улисс остался один.
Это был страшный удар для Хента. Он все еще любил Лайгу, хотя происшедшее заронило в его душу подозрения, что не такая жена нужна ему.
Улисс провел мучительную, бессонную ночь. Он понимал, что в таком состоянии нельзя ничего решить, нужно спокойно, с ясной головой обдумать все случившееся, но не мог заставить себя уснуть.
К полуночи он лег в постель с твердым намерением ни о чем не думать, забыться. Он начал было погружаться в сон. Но вот опять выплыл образ Лайги – знакомый, близкий, желанный. Она говорила нежно, мягко, как тогда, когда он уступил: «Сделай это для меня, Улисс. Сделай. Я люблю тебя». И глаза ее заволокло лаской…
Он напряг все силы, чтобы думать о чем-нибудь другом, что могло бы отвлечь его от мыслей о Лайге. Можно, например, думать о книгах… Да, хорошо думать о книгах. Он мысленно прохаживался по полкам шкафа. В углу стоит трехтомник «Анатомии человека». Дальше книга о гипертонии, справочники по фармакологии. Всю вторую полку занимает медицинская энциклопедия. Не хватает пятого тома. Сколько раз он собирался пойти к букинистам и купить его. Лайга говорила, что это чепуха, не стоит бегать в поисках одной книги… Нет, нельзя думать о Лайге…
На третьей полке зеленые корешки «Истории музыки», о которой говорил профессор Милоти. Как настойчиво он просил не торопиться с опытами над людьми! Но трем детям введен милотицин, они стали талантливыми музыкантами, их знает весь мир. Надо же было когда-нибудь начинать опыты на людях! Да, это так. Но профессор Милоти говорил, что время – один из главных факторов в науке. Надо уметь ждать, терпеливо, годами ждать, чтобы успеть выслушать все возражения. Спокойно, когда уляжется пыл творчества, взвесить все противоречащие гипотезы. Ждать, ждать, пока всей душой, разумом не почувствуешь: вот сейчас наступило время, можно начинать… Значит, надо действительно ждать, проверить, чем кончится первый эксперимент…
Но Лайга, как же тогда Лайга? Тогда, значит, она потеряна для него. Навсегда! Нет, это невозможно…
Улисс вскочил с постели, включил свет. Он задел лампу, и она зашаталась. Тени предметов забегали по стенам. Улисс смотрел на них, и ему казалось, что комната раскачивается из стороны в сторону.
Он сел на кровать. «Принять снотворное? Но утром будет еще хуже».
