Джессика, следуя за ним, вошла в затемненную комнату. Пол лежал на узкой кровати, вытянув одну руку вдоль легкого одеяла, а другую подложив под щеку. Из-за опущенных на окнах штор лицо мальчика находилось в тени.
Джессика смотрела на своего сына и его лицо овальной формы казалось ей собственным. Но волосы у него были как у Герцога — угольно-черные и взъерошенные. Глаза прятались за длинными ресницами. Джессика улыбнулась, чувствуя, как возвращаются ее страхи. Ее вдруг поразила мысль о генетических следах в чертах ее сына — ее свойства в глазах и очертаниях лица, но и резкие, как мазки, отцовские, как вестники зрелости, проглядывающие из-за облика детства.
Она думала о чертах мальчика как о конечном отборе собранных наугад частиц — результате нескончаемых встреч этих уз. Ей хотелось встать на колени возле кровати и взять сына за руку, но ей было неудобно это делать в присутствии Уйе. Она вышла и мягко закрыла дверь за собой.
Уйе вернулся к окну, неспособный вынести вид того, как Джессика смотрела на своего сына. Почему Ванна так и не подарила мне ребенка? — спросил он себя. Как доктор я знаю, что физических причин к этому не было. Были ли причины, связанные с Бене Гессери? Может быть, она не могла служить различным целям? Что же это было? Она, конечно, любила меня.
Впервые ему пришла мысль о том, что он мог бы стать частью процесса более сложного и запутанного, чем он может себе вообразить.
Джессика встала рядом с ним и сказала:
— Какая восхитительная непринужденность есть в детском сне.
Он механически ответил:
— Если бы взрослые могли так расслабляться.
— Да.
— Тогда мы это теряем! — прошептал он.
Она посмотрела на него, задетая его странным тоном, но мысли ее все еще были заняты Полом, новыми трудностями его учебы здесь, изменениями в его жизни, которая должна стать непохожей на ту жизнь, что она когда-то планировала для него.
— Мы действительно кое-что теряем, — сказала она.
Она посмотрела вправо на холм, покрытый побитой ветром тусклой зеленью кустов — пыльные листья и сухие колючие ветки. Смешное темное небо нависало над кустами и молочный свет ар-ракинского солнца заливал эту сцену каким-то серебристым светом, похожий на тот, которым отливал криснож, спрятанный у нее на груди.
— Это небо такое темное, — сказала она.
— Частично это происходит из-за отсутствия влаги, — сказал он. Она вздохнула. — Вода! О чем бы здесь не заговорили, все упирается в недостаток воды!
— Это древняя тайна Арраки, — сказал он.
— Почему ее здесь так мало? Здесь есть вулканические скалы, есть дюжины источников энергии, которые я могу назвать. Есть полярные льды. Говорят, что в пустыне бурить нельзя — штормы и песчаные бури разрушат оборудование быстрее, чем оно будет установлено, если вы до этого не станете добычей червей. Во всяком случае, воды здесь никогда не находили. Но тайна, истинная тайна, Веллингтон, заключается в родниках, которые пробиваются здесь наверх, образуя водоемы. Вы читали об этом?
— Вначале струя, потом ничего, — сказал он.
— Но в этом же есть тайна, Веллингтон. Вода здесь была. Она исчезла и больше никогда ее не было. И все же другая скважина дала тот же результат: струйка, которая быстро иссякает. Неужели это никого не заинтересовало?
— Это любопытно, — сказал он. — Вы подозреваете какое-то влияние? А что показал анализ глубинных образцов?
— Что он может показать? Остатки вымерших растений… животных. Кто может это распознать? — Она повернулась спиной к склону. — Вода останавливается, что-то ее задерживает. Таково мое подозрение.
— Возможно, причина, известна, — сказал он. — Харконнены скрывают много источников информации об Арраки. Возможно для этого у них есть причины.
— Какие причины? — спросила она. — И потом еще есть влага атмосферы. Ее, конечно, немного, но все же она есть. Это главный источник воды и она задерживается различными приспособлениями. Откуда она берется?
— С полюсов.
— Холодный воздух поднимает мало влаги, Веллингтон. За завесой Харконненов скрывается много фактов, требующих тщательного рассмотрения, и не всё они прямым образом связаны со спайсом.
— Мы действительно находимся по ту сторону завесы Харконненов, — сказал он. — Возможно, мы… — Он прервал себя, заметив, как она напряженно смотрит на него — Что-то не так?
— То, как вы произнесли это слово «Харконнен», — сказала она. — Даже голос моего герцога не таит в себе столько злобы, когда он произносит это ненавистное имя. Я не знала, что у вас есть причины ненавидеть их, Веллингтон.
«Великая Мать! — подумал он. — Я возбудил в ней подозрения. Теперь мне придется пустить в ход один из тех трюков, которым меня научила моя Ванна. Есть лишь одно решение: рассказать правду настолько, насколько это возможно». Он сказал:
— Вы же знали, что моя жена, моя Ванна… он пожал плечами. Ком, возникший в его голосе, мешал ему говорить. Он попытался опять: — Они… — Слова не шли. В панике он закрыл глаза и стоял до тех пор, пока женская рука мягко не дотронулась до его ладони.
— Простите меня, — сказала Джессика. — я не хотела бередить старую рану.
И она подумала: «Эти животные! Его жена была Бене Гессери — все знаки этого налицо. И Харконнены явно убили ее. Еще одна бедная жертва, занесенная на Арраки ветром мщения».
— Простите меня, — сказал он, — я не могу об этом говорить. — Он открыл глаза, стараясь придать своему лицу оскорбленное выражение. Это, по крайней мере, была правда.
Джессика изучала его. Она видела щеки с высокими скулами, темный блеск миндалевидных глаз, усы, свисающие по бокам пурпурного рта, квадратный подбородок, морщины на лбу и щеках, она это видела — были следы не возраста, а скорби. Ее охватила глубокая жалость к нему.
— Веллингтон, мне очень жаль, что мы привезли вас в это опасное место, — сказала она.
— Я приехал сюда по своей воле, — сказал он и это тоже было правдой.
— Но вся эта планета — ловушка Харконненов. Вы должны это знать.
— Чтобы поймать Герцога Лето нужно нечто большее, нежели ловушка, — сказал он и это тоже было правдой.
«Возможно мне следовало бы быть более откровенной с ним, — подумала она. — Он блестящий тактик».
— Мы с корнем вырваны из своей почвы, — сказал он. — Вот почему нам нелегко.
— И как легко вырвать и убить вырванное с корнем растение, — сказала она, — особенно, когда оно пересажено на враждебную почву.
— Вы уверены, что почва враждебная?
— Когда станет известно, какое количество людей привез с собой Герцог Лето, будет восстание из-за воды, — сказала она. — Оно прекратится только тогда, когда люди узнают о том, что мы установили новые водяные установки, стараясь снять это бремя с их плеч.
