Лелька рядом с Эдиком за спектрофотометром.
Чуть-чуть шумит самописец, сами собой вырисовываются линии концентраций: красная — суммарная органика, синяя — кремний; желтая — металлы.
Органики становится все меньше. Растет процент кремния, все ощутимее примеси металлов: сначала железо, никель, кобальт. А потом поползла вся восьмая группа периодической таблицы Менделеева: рутений, родий, палладий и, наконец, осмий, иридий, платина.
— Вот они, благородные, где прячутся, — прошептал Эдик. — Здесь будут совсем другие кларкн. Платина станет дешевой.
— А натрий и алюминий — драгоценными, — вставила Лелька.
— Да, произошла переоценка ценностей, — глухо подтвердил Эдик.
Лелька заглянула ему в лицо. К влажному лбу прилипла прядь рыжеватых волос, губы сжались, побелели.
— Ты считаешь меня последним подлецом. Наверно, ты права.
— Опять родий! — воскликнула Лелька.
— Здесь благородного хоть отбавляй! — процедил Эдик. — А куда деваться мне, грешнику?
Лелька рассматривала график с родием, а сама думала, что Эдику тяжело, что-то в нем надломилось…
Этот мир неспокоен. Вихревые потоки перегретой воды разбегаются веером во всех на правлениях. Омывают полукруглые купола. Вдоль поверхности пульсирует ток такой могучий, что не замеряешь его силу.
А цвета сказочно-прекрасные — желто-розовые. Они успокаивают, они радуют.
Кажется, один профессор Логинцев улавливает обманчивость такой красоты. Здесь, где рождаются сильнейшие термотоки, не может быть покоя.
— Это последний наш грот, — сказал он, — осмотрим его и будем возвращаться.
Грот действительно оказался последним этапом подземного моря. Кроме скважины, по которой они проникли, других выходов не имел.
Внизу, с боков, — сферические наросты из кремний-полиинов.
— Царство кремний-полииннов, — теперь уже вполне определенно констатировал Петр Петрович.
Вот он, потерянный, загнанный в глубь Земли, еще один путь развития органики!
— А сколько их, этих путей, может быть? — спросила Лелька.
— Вообще говоря, — не думая ответил профессор, — бесконечное множество. Хотя…
Он задумался.
— Хотя это не так просто. Кремний-полиинов может быть бесконечное множество. Но устойчивыми станут только определенные системы. И, наверно, те, что включились в энергетику Земли. Те, что «научились» за миллиарды лет отбора превращать тепло магмы в ток. А ток в свет. Кремний-полиины каким-то образом обособились. Ну, хотя бы вот так…
Профессор указал на волнообразные выступы, более желтые, более светящиеся, чем окружающие.
— Органика не может существовать в застывшем состоянии. Она всегда как-то взаимодействует с окружающим. В живой клетке всегда и непрерывно протекают десятки тысяч реакций. В неживых соединениях эти реакции идут гораздо медленнее. Но все равно идут. Окисление кислородом воздуха (тление) или восстановление в атмосфере аммиака, сероводорода, метана… И вот это…
Профессор опять ткнул рукой в ясно-желтые волны.
— …несомненно, поточные системы. Что-то из воды поступает в них, как-то перерабатывается, и что-то выбрасывается. Мы говорим о химических реакциях потому, что в живом мире белков они — главное. А здесь…
Он остановился. Мелькнула мысль: «Я говорю так уверенно, как истину. А между тем- это всего лишь мои предположения…»
— Здесь прежде всего действует температура, возможно, давление. «Выживают» системы, наиболее энергетически выигрышные. В живой клетке наиважнейшие процессы — химические. А здесь электрические, термоэлектрические, фотоэлектрические. Как с наибольшим коэффициентом полезного действия заставить работать теплоту? Только через термоэлементы, только благодаря полупроводникам. И вот они вокруг — полупроводники…
Профессор сделал рукой жест, как бы пытаясь обнять все, что видят глаза.
— Вокруг одни полупроводники. Кремний-полмины оказались наилучшими полупроводниками. Теплота превращается в электрический ток, ток в свет. И возник этот, мир, такой разнообразный и, кажется, такой застывший… Смотрите! Смотрите, как серебрится вода у этих валунов.
Леля пристально смотрела на светящуюся пульсацию воды. Частое подрагивание желто-зеленых волн у гигантского красного камня.
— Нет! Это далеко не застывшее. Оно эволюционирует… Но нам не уловить… Изменения можно обнаружить через сотни миллионов лет…
Профессор молчал очень долго.
Леля всем своим существом чувствовала: отца поразило что-то очень простое. И, наверное, потому, что простое, — верное.
— Надо сопоставить образования разных периодов! Эта пещера более поздняя…
Он подошел к палеометру. Прибор по соотношению изотопов углерода и изотопов свинца определял время, когда возникло данное образование.
— Миллиард сто миллионов лет тому назад. И в этих полиинах кремния больше… А там… у самой поверхности — около двух миллиардов лет…
— Когда палеонтологи ищут древнее, — вставила Леля, они опускаются все глубже в землю. А здесь — наоборот…
— Вполне логично, — подтвердил профессор, — там энергетическое начало — солнце и кислород воздуха. Здесь — жар магмы. Там эволюция на поверхности. Здесь — в более близких к интрузиву областях…
Эдик прав, произошла переоценка ценностей. А может быть, это случилось еще там, в лаборатории Воронина. Кремень-человек… Кремень? Нет! Огонь-человек!
Теперь все люди казались другими… Как будто земные недра приоткрыли Лелькиным глазам не только существование разноцветных вод… Она в другом свете увидела людей…
Эдик очень рассеян. Эдик допускает много неточностей. Лелька молча исправляет его ошибки, благо что особенно грубых нет. Но если так дальше будет продолжаться…
Однажды она все-таки не выдержала, сказала как можно мягче:
— Так нельзя, Эдик. Если тебе трудно сосредоточиться — не делай. А то в этой путанице скоро совсем не разберешься…
И губы ее, как показалось Эдику, презрительно дрогнули.
Он промолчал, но внутренне весь вспыхнул.
«Она презирает меня… И еще больше за Нелю. Не может простить, что та набросилась на нее тогда. А если сравнить ее и Нелю! Что Неля видела в жизни! Трудное детство. Деньги, наряды, кавалеры — только это интересовало ее мать. А ведь и Нельке хотелось чистой жизни! Вот почему Неля так ненавидит холеных чистеньких Леночек, которых с самого рождения ласкали и нежили. И не желает признавать их превосходства».
— Да что с тобой такое! — не выдержала Лелька. — И смотришь на меня волком.
