Шо представляла, как ма с распущенными волосами, мерно покачиваясь, едет сквозь изумрудные джунгли на слоне, освещенная теплым золотым светом. Слон задирает огромный хобот, трубит громко и радостно. И все печали и горести уходят прочь.
Ма всегда желала для старшей дочери, своей «яркой жемчужины», лучшей доли, чем тяжелая жизнь портовой проститутки. И когда хозяин дома потребовал, чтобы Тан Шо начала выходить к гостям, ма, отдав все сбережения, купила ей паспорт и договорилась с одним из постоянных гостей – коком, и он взял ее посудомойкой на корабль, идущий в чужую холодную страну.
Приложив руку к животу, Тан Шо прислушалась к ощущениям. Живот напрягся, забугрился, точно в нем роились дикие пчелы. Ох, что-то не так с этим эмбе! Всего-то пять месяцев прошло, а живот огромный! Даже представить жутко, как он будет из нее вылезать. Ну где это видано, чтобы ребенок так пинался, словно у него дюжина ног?
Тан Шо накинула на тело легкую хлопковую сорочку и, бросив презрительный взгляд, плюнула в отражение.
Ребенку такое обращение не понравилось.
Шо охнула, сморщилась от боли, сковавшей одной цепью низ живота и поясницу. Похлопала ладошкой по животу – перестань пинаться, эмбе, маме больно. И прикусила язык, рассердившись на саму себя. Мамой пусть называет другую. Высокую белую госпожу Ля Ли Са – жену доктора А Лье Шо. Смешные у них имена, непривычные уху. Наверное, ребенку дадут такое же странное имя. Ну и пусть. Другого он и не заслуживает.
От кока несло рыбой и горелым маслом. Еще он сильно потел и грязно ругался, а потом курил черную дрянь в стеклянной трубке. Ее тошнило от вони. А он снова ругался и потел.
Доктор А Лье Шо вместе со своим другом, широкоплечим офицером в зеленой форме, нашел ее среди огромных цветных контейнеров, где Тан Шо пряталась от кока и его обкуренных дружков. Хвала духам предков, которые помогли ей взломать замок подсобки и бежать с корабля. Шо было холодно и хотелось есть. Но лучше замерзнуть, чем вернуться в подсобку.
Офицер сердито залопотал, начал куда-то звонить. Она заревела в голос, размазывая по щекам горькие слезы. Боялась, что ее вернут обратно в волосатые лапы кока. Доктор посмотрел на худые руки в синяках, снял куртку и накинул ей на плечи. Тан Шо потом видела, как он сунул в карман зеленому офицеру пачку разноцветных бумажек, чтобы тот отпустил ее. Офицер глянул на нее с нехорошей улыбкой, сказал что-то сквозь зубы доктору, но бумажки не вернул. А Лье Шо едва мог связать пару слов, но она поняла – хороший человек и позаботится о ней.
В больнице Шо узнала, что у нее будет эмбе. Ма рядом не было. Только докторша Ля Ли Са, с белой, как молоко буйволицы, кожей.
– Кок мне никогда не нравился, а уж его дружки и подавно. Дай мне лекарство. Эмбе мне не нужен, – сказала ей Тан Шо, тыкая пальцем в живот.
Ля Ли Са с доктором о чем-то долго говорили у окна, спорили, переходя на громкий шепот, а потом угомонились.
– Мы давать дом, еда, деньги, паспорт, – прочитала Ля Ли Са в маленькой книжечке. И доктор согласно закивал, поправляя круглые очки. – Потом Тан Шо ехать домой. Мы брать эмбе.
Докторша продержала ее в больнице еще неделю – делала уколы, от которых Шо надолго засыпала, давала длинные безвкусные таблетки. «Чтобы эмбе был здоровый», – объясняла Ля Ли Са.
Шш-ушш! Вода засочилась по голым ногам. Захлюпала на скользком полу.
Ох, рано-рано! Нет, эмбе, еще нельзя выходить. Тебя никто не ждет. Потерпи, эмбе, когда мать с отцом из гостей вернутся. Выберешься раньше времени и умрешь. Доктор рассердится, выставит Шо без паспорта из теплого красивого дома на улицу. Куда она пойдет? Снова на корабль посуду мыть?
Она потянулась к телефону. Ля Ли Са сказала звонить, если что-то случится. Боль взрезала спину острым ножом, как кок замороженную свиную тушу. Тан Шо схватилась за стену, застонала, кусая губы.
Отдышавшись, нажала цифру один на быстром наборе.
– Ля Ли Са… А Лье… Арргх!
От боли и страха мутилось в голове. Хотелось на стенку лезть. Ребенок в утробе колотился, кусая ее, как бешеный пес. Он точно хотел взорвать живот изнутри. Шо опустилась на четвереньки и поползла по длинному коридору, освещенному лишь ночником, к двери. Багровые круги, неизвестно откуда взявшиеся, вдруг начали налезать друг на друга, застилая глаза.
Когда она очнулась, лежа на полу, внизу все тянуло и горело огнем, выдавливая из глотки хриплое рычанье. Ай, сейчас умру, подумала Тан Шо и заплакала – страшно было встретиться со смертью один на один. Ма! Без тебя так плохо! Где ты, ма? Где твой золотой слон? Проклятый эмбе! Все из-за него! Она ударила по животу кулаком, потом еще и еще. Ребенок, испугавшись, вдруг затих.
Щелкнул замок в двери.
Шо почувствовала жжение, и из ее чрева, точно споры из перезревшего черного гриба, вырвался рой мелких невидимых глазу мушек. Она закричала от ужаса.
Последнее, что она видела, как отражается ночник в круглых очках доктора А Лье Шо.
Утром Тан Шо проснулась в своей кровати, до подбородка укрытая чистой простыней, от которой вкусно пахло цветами. На тумбочке стоял поднос с едой. Шо первым делом жадно выпила стакан воды и заглянула под простыню. Вместо живота – темный сморщенный мешочек.
Умер эмбе!
От одной мысли о ребенке в грудях закололи сотни иголочек, и на короткой сорочке расплылись два больших молочных пятна. Она прижала к ним ладони, потом машинально лизнула одну. Гадость какая! Надо перетянуться простыней. Через пару недель грудь станет снова маленькой и красивой, как раньше. И может, А Лье Шо оставит жить у себя навсегда и посмотрит на нее, как тогда…
Дверь открылась. Ля Ли Са принесла белый сверток и положила рядом с ней.
– Что это?
– Наш эмбе! – гордо сказала Ля Ли Са, раскрывая стеганое одеяльце, чтобы показать круглощекое личико. – Мальчик!
Рядом стоял А Лье Шо с телефоном в руках и улыбался, словно сам стал счастливым отцом.
Ах, если бы это был его ребенок…
Младенец – крупный, гладкий, совсем не похожий на новорожденного, – спал. Пухлую ручку перетягивал голубой браслетик.
– Хочешь покормить?
Шо покачала головой и, от волнения позабыв все слова, которые выучила за несколько месяцев, заговорила на родном языке. Это не ее ребенок. Что она, младенцев разве не видела? Ее эмбе умер. Он даже из утробы еще не вышел, а его забрали злые духи. Она же видела мушек. Зачем Ля Ли Са принесла чужого?
Женщина ничего не поняла.
Ребенок сморщился и тоненько закряхтел, не открывая глаза-щелочки.
Ля Ли Са чуть ли не насильно впихнула младенца в руки Шо, заставила достать грудь. Помогла ребенку найти сосок. Малыш пристроился и засосал жадно.
Шо ойкнула от неожиданности. Ребенок испугался, вздрогнул и… вдруг его лицо утратило оливковый цвет, посерело. Тело стало рыхлым как песчаная фигура на пляже. Юной матери вдруг показалось, что он сейчас рассыплется прямо в ее руках. Черные мушки закружились в воздухе.
