Тяжело дыша от усталости и возбуждения, он уселся на причале, словно бродяга, и стал рассматривать окрестности, удивляясь, что не замечает ни малейших признаков разрушений, произведенных марсианами. Но отсутствие разрушений было не единственной странностью. Да, он находился в Лондоне, в том не было сомнений, но это был не его Лондон. Большинство зданий были двух- или трехэтажные, а моста Тауэр-бридж он вообще не обнаружил. Нет, мост не был разрушен, но создавалось такое впечатление, что он просто-напросто еще… не построен. Не веря своим глазам, Уэллс убедился в том, что берега Темзы соединяют весьма немногочисленные мосты — Вестминстерский, Ватерлоо и какой-то еще. Новый же лондонский мост только еще строился метрах в тридцати к востоку от прежнего. Уэллс вскочил на ноги и ошеломленно вгляделся в узкую обветшалую конструкцию, ожидавшую сноса, но ею, впрочем, пока пользовались. Более того, Темза, которую бороздили флотилии весельных паромов, несла теперь свои воды мимо усеянных галькой участков, где небольшие прибрежные верфи чередовались с огороженными пространствами, предназначавшимися для частной рыбной ловли, и причалами, за которыми виднелись отдельные богатые особняки. Что за чертовщина? Создавалось впечатление, что все тут словно бы… не достроено.
Писатель долго рассматривал этот незавершенный Лондон, впав в оцепенелое состояние, пока не убедился, что видения не рассеиваются, и это свидетельствует, что они являются продуктом его истощенного разума. И тогда постепенно в памяти вновь возникли последние слова, которыми они обменялись с Клейтоном, правда, на фоне беспорядочных воспоминаний последних часов: отчаянное бегство по подземным туннелям, смерть Гиллиама и Эммы, ужасное падение с высоты… Что ему кричал Клейтон перед тем, как они оба свалились в пустоту? Движимый внезапным и столь же мимолетным предчувствием, Уэллс подошел к мусорной урне и, покопавшись, извлек оттуда газету, чтобы посмотреть, от какого она числа. Оказалось, от 23 сентября 1829 года. Это открытие совсем подкосило его. Он находился в Лондоне 1829 года! В панике он потряс головой, отгоняя наваждение. Еще восемь лет оставалось до того дня, когда умер король Вильгельм IV и архиепископ Кентерберийский прибыл в Кенсингтонский дворец, чтобы сообщить его племяннице Виктории, которой только что исполнилось восемнадцать, что она унаследовала трон самой могущественной державы мира. Бог мой… да ведь он сам появится на свет только через тридцать семь лет! Как такое возможно?..
Он совершил прыжок во времени… Боже, он путешествовал во времени!
Как изобретатель в его романе, но, в отличие от того, ему не пришлось возиться с громоздкой машиной. Похоже, он совершил это, как-то использовав собственный мозг, о такой возможности и твердил ему Клейтон в подвале своего дома всего несколько часов назад… Но на самом деле оставалось еще шестьдесят девять лет до момента, когда агент сделает это удивительное признание, пока марсиане будут разрушать Лондон у них над головой. Только не такой Лондон, а будущий, уже завершенный. И тут, словно робкие блуждающие звездочки, последние слова, которыми они обменялись с Клейтоном, пока он висел в воздухе, удерживаемый здоровой рукой агента, начали бороздить темные закоулки его разума, постепенно высвечивая их. Тогда, со страхом думая о том, как бы не упасть и не оказаться во власти бешеного вихря, неиствовавшего внизу, в нескольких метрах от его ног, Уэллс был не в состоянии прислушаться к агенту, надо это честно признать. Но сейчас он вновь услышал его слова, причем удивительно ясно, как будто Клейтон опять находился рядом и выкрикивал их, стараясь перекричать шум воды, хотя оставалось еще много-много лет до того, как агент родится в этом непостижимом мире, готовый пожертвовать рукой, чтобы только писатель его понял.
— Уэллс! — кричал Клейтон, пока тот судорожно перебирал ногами в воздухе, словно собирался взобраться на ближайшее облако. — Послушайте меня! Решение — в вас! Вы слышите? Решение — в вас!
— Что? — удивленно переспросил он.
— Помните, что сказал Посланник? — продолжал кричать агент, в то время как он в панике почувствовал, что пальцы Клейтона слабеют.
Он попробовал сам уцепиться покрепче, но этому мешало то, что руки были влажные. Тут он услышал голос Чарльза, но не рискнул повернуться к нему из-за ненадежности своего положения. В любом случае его голос прозвучал откуда-то издалека: он все равно не успеет прийти на помощь…
— Клейтон, сделайте что-нибудь! Я сейчас сорвусь! — в страхе крикнул он.
Но агент продолжал упрямо твердить свое.
— Послушайте меня, черт побери, и вы спасете свою жизнь! И жизнь всех нас! — настаивал он. — Посланник признался, что боится вас… Уверен, что это из-за того, о чем я говорил вам тогда в подвале!
— Не дайте мне упасть, Клейтон!
— Вы не понимаете, Уэллс? — продолжал агент. — То, что у вас в голове, и есть решение! Посланник боится вас, потому что предчувствует, что вы единственный можете предотвратить нашествие… помешав ему начаться! Вот что вы должны сделать, Уэллс! Помешать ему, прежде чем оно начнется!
Клейтон уже еле удерживал его. Краем глаза Уэллс заметил приближающегося с другой стороны капитана. Кажется, тот перелез через барьер, но был еще очень далеко.
— Продержитесь еще немного! — На сей раз голос Чарльза прозвучал гораздо ближе.
Да, нужно продержаться. Уэллс постарался отвлечься от шума воды, от пронизывающей тело боли, от грустных мыслей о Джейн, которая неизвестно куда делась, а главное, от истерических криков агента и сосредоточиться исключительно на своих руках, худых, хрупких и бледных руках писателя, чьей естественной средой была клавиатура пишущей машинки, изящное и беззащитное царство ручек, чернильниц и потертых кожаных корешков книг, но сейчас им приходилось выполнять нелепую физическую задачу, к которой они не были приспособлены: как можно крепче ухватиться за руку агента, цепляться за жизнь, держаться…
— Вы должны перенестись во времени, Уэллс! Понимаете? Должны непременно оказаться во времени, предшествующем неизбежному! Постарайтесь вспомнить, что вам снилось на ферме и какие кошмары стали причиной вашего перемещения, свидетелем которого я стал! — вопил Клейтон, покраснев от натуги. — Вспомните… и постарайтесь перенестись еще раз!
Уэллс поднял свое птичье лицо к агенту и на секунду встретился с ним взглядом, успев понять, что сейчас упадет, что Клейтон разожмет свою руку, потому что прочел в глазах агента просьбу простить его.
— Сделайте это! Уверяю, вы сможете это сделать, доверьтесь мне! Вы один можете нас спасти! — крикнул напоследок агент.
