Ответа не последовало, и Юдифь недовольно поднялась со стула. Повернувшись к двери, она попятилась. В комнату входил граф Норфолк.
- Какой массаж вы предпочитаете, сеньора? - учтиво осведомился он. Спины, живота, ног?
- Кто вы такой? - испуганно спросила Юдифь. - Постойте... Я видела вас в Тампле. Что вам угодно? И где Изидор?
- Спит. Не будите его, это бесполезно. Привратники внизу также отдыхают. Вы совсем замучили своих слуг; боюсь, что на несколько дней они возьмут отпуск.
Юдифь все поняла и метнулась к окну, но граф перехватил ее за талию и зажал рукой рот.
- Не заставляйте меня применять силу, - прошептал он. - И не делайте лишних движений.
- Чего вы хотите? - произнесла Юдифь, лихорадочно ища выхода из западни.
- Вас! - твердо промолвил Норфолк. У Юдифи затеплилась надежда, она даже не расслышала суровых ноток в голосе графа.
- Меня? - проговорила она, как-то мягко распластавшись в руках Норфолка. Головка ее склонилась ему на грудь. - Но зачем же так пугать бедную вдову? Неужели вы думаете, что и вы, вы, - голос ее стал тише, она почти шептала, - вы, с вашим лицом, статью, вашими губами... - рука ее в это время шарила на столике позади себя, где лежал небольшой стилет для разрезания фруктов, - ваши глаза, я также жажду... - и быстро оттолкнувшись, она ударила стилетом в грудь графа Норфолка; но ее кисть была мгновенно сжата ладонью тамплиера, и он вывернул ее руку. Стилет упал на пол.
- Не надо такой страсти! - произнес он насмешливо. - Мое сердце не выдержит. Одевайтесь.
- Подлец! - зашипев, как змея, высказалась Юдифь. - Куда вы хотите меня увезти?
- В дом, где начнется ваше исправление. Если вы не исправитесь и там, то скончаетесь естественной смертью. Но вы можете умереть и раньше, - с этими словами граф Норфолк поднял с пола стилет и приставил его к груди Юдифи. - Отвечайте: кому предназначался яд, переданный вам только что?
Юдифь молчала, сверкая глазами. Граф Норфолк хладнокровно добавил:
- Даю вам ровно одну минуту. Поверьте, несмотря на всю вашу красоту, я не считаю вас женщиной. Вы - змея. Поэтому я заколю вас не раздумывая.
И Юдифь поняла, что он выполнит свою угрозу.
- Гуго де Пейну, - сквозь зубы прошипела она. - Ну? И что дальше?
- Одевайтесь, - повторил граф, отступая в сторону. Через несколько минут они вместе спустились на первый этаж, где их поджидал Бизоль, стоя обеими ногами на оглушенных охранниках.
- Поехали! - сказал Норфолк. - Я был прав. Яд предназначался мессиру.
Усадив Юдифь на лошадь Христофулоса, зажав ее по бокам, они поскакали в сторону Западных ворот. Юдифь не знала куда ее везут, но надеялась, что Норфолк не обманет ее - и ей сохранят жизнь. Та местность, по которой они ехали вот уже около часа, была ей незнакома, она никогда не бывала тут раньше. Дорога уходила в горы, затем спускалась в долину, и нигде не было видно никаких признаков жилья. Наконец впереди мелькнула длинная белокаменная стена. Проехав вдоль нее, всадники оказались возле массивных ворот, в которых было небольшое решетчатое окошко.
- Что это? - испуганно спросила Юдифь, чувствуя смутную тревогу.
- Ваш приют, - мрачно отозвался граф Норфолк. Он спешился и помог ей сойти с лошади. Затем он постучал условленным способом в ворота. Юдифь дрожала от холода и страха. Посмотрев на нее, Норфолк сбросил с плеч свой белый плащ с красным восьмиконечным крестом и укрыл им роковую красавицу.
- Кто там? - окошко раскрылось и в нем показалось львиноподобное лицо в капюшоне.
- Это я! - произнес Норфолк. - Тот, кто приходил сюда три дня назад. Я привез вам больную.
Ворота заскрежетали. Страшная догадка мелькнула в прекрасной головке Юдифи.
- Не-ее-ет!! - закричала она, биясь в крепких руках графа Норфолка, и крик ее был похож на тот, который раздавался из горла Чекко Кавальканти. Теперь уже другие руки ухватили ее и понесли куда-то в темноту. Ворота лепрозория захлопнулись.
- Ну вот и все! - хмуро произнес Бизоль, когда к нему присоединился граф Норфолк. - Но поверь мне, Грей, чувствую я себя довольно гадко!
Норфолк посмотрел на него, ничего не ответил и с силой стегнул лошадь.
Уже три дня, как за спиной Людвига фон Зегенгейма остался Иерусалим, а он продолжал мчаться вперед, не давая передышки ни себе, ни коню, не разбирая дороги, словно лишь в скорости было теперь его спасение; но так продолжалось не всегда, порою, ему лишь казалось, что он несется вместе с ветром вперед, но вот - наступал момент, - и он сбрасывал с себя пелену, и, очнувшись, с изумлением оглядывался вокруг: кругом было необозримое поле, или деревья, или поросшие кустарником склоны горы, а лошадь его стояла возле озерца и жадно пила воду. Следом за ним ехал Иштван, но он боялся приблизиться к рыцарю, который не узнавал его и прогонял прочь. Но на четвертый день Людвиг вконец обессиленный свалился с седла и могучий венгр, подстегивая коня, помчался к нему, спрыгнул на землю, подхватил тело Людвига, приподняв его голову. Он влил в его пересохшие губы воды из фляжки. Зегенгейм открыл глаза, воспаленным взглядом посмотрел на Иштвана.
Вечером, возле костра, когда пламя усыпляло его взор, он думал о пройденной жизни, вспоминал те счастливые дни, что были в ней, любовь, радость победы над врагом, минуты вдохновения и благостного тепла; но в памяти всплывали и иные дни, когда он терпел боль, страдания, горе... Людвиг не жалел, что прожил жизнь именно так, а не иначе; он чувствовал, что его земной круг подходит к концу и наступает час, когда он должен предстать перед Всевышним, который строго спросит его за все. Но имеет ли он право сейчас, когда его муки достигли предела, когда ни один человек не в силах справиться с ними, продлевать свою земную юдоль?.. Лишь только рассвет начал подниматься над горными хребтами, Людвиг осторожно поднялся со своего ложа, переступил через спящего рядом Иштвана и направился к вырисовывающемуся из темноты высокому склону, накренившемуся над темным озером. Какая-то чужая, враждебная природе его духа сила толкала его туда. Он поднялся на вершину этого склона и посмотрел вниз, где далеко внизу чернел омут. Если сделать вперед еще один шаг, - пусть он будет случайным, и полететь вниз, то никто и никогда не узнает, как он умер и где покоится его тело... Никто, кроме Того, Кто видит и знает все. В тяжелом раздумье застыл Людвиг фон Зегенгейм перед этим последним шагом. Мучительные колебания разрывали его сердце.
- Граф! - позвал сзади Иштван. Верный оруженосец поднялся на вершину вслед за своим рыцарем и стоял теперь за его спиной. - Не делайте этого.
И Зегенгейм вновь очнулся, сбросил с себя наваждение. Он отступил назад, повернулся, и, коснувшись благодарно плеча Иштвана, спотыкаясь, побрел прочь... Через некоторое время, напившись свежей родниковой воды, они снова мчались вперед, навстречу неведомой судьбе. Позади оставались разрушенные в боях селения, выжженные пастбища, древняя земля, истерзанная людской ненавистью и злобой. Они вышли к берегам Мертвого моря, обогнули его, миновали крепость Керак, где Людвиг фон Зегенгейм достиг одного из своих высших триумфов. Там, куда они попали, сосредоточились войска принца Евстафия; здесь начиналась новая война, - еще одна, бессмысленная и беспощадная... Напротив стоял лагерем принц Санджар, в очередной раз приведший сельджуков в Палестину.
