– Нет, ты просто не можешь их видеть. Эта философская проблема слишком сложна для тебя: она относится к теории познания.
Брюс видел только загораживающую свет ладонь Дональда и смотрел на нее целое тысячелетие. Все было закрыто и заперто, заперто навсегда для мертвых глаз по ту сторону времени. Взгляд – намертво прикованный к руке, что застыла навечно. И время застыло, и взгляд застыл, и вселенная застыла вместе с ними, по крайней мере для него – абсолютно неподвижная и в то же время абсолютно постижимая. Все уже было, и ничего больше произойти не могло.
– За работу, Брюс, – велел Дональд, директор-распорядитель.
– Я видел, – сказал Брюс.
Я знаю, подумал он. Я видел, как растет препарат «С». Я видел, как голубым покрывалом на коротких жестких стебельках лезет из земли сама смерть.
Дональд Абрахамс и управляющий фермой переглянулись, а потом посмотрели на коленопреклоненную фигуру, на человека, опустившегося на колени перед Mors ontologica.
– За работу, Брюс, – сказал коленопреклоненный и поднялся на ноги.
Он наблюдал – не оборачиваясь, не в силах обернуться, – как Дональд и управляющий, переговариваясь между собой, сели в «Линкольн» и уехали.
Брюс наклонился, вырвал один стебелек с голубым цветком и засунул его поглубже в правый ботинок, под стельку. Подарок для моих друзей, подумал он. И крошечным уголком мозга, куда никто не мог заглянуть, стал мечтать о Дне благодарения.
Это роман о людях, которые были наказаны чрезмерно сурово за свои деяния. Они всего лишь хотели повеселиться, словно дети, играющие на проезжей части. Одного за другим их давило, калечило, убивало – на глазах у всех, – но они продолжали играть. Мы были очень счастливы – не работая, а просто валяя дурака, – но такое короткое время, такое кошмарно короткое время! А расплата оказалась невероятно жестокой; даже когда мы видели ее, то не могли поверить. Например, в процессе работы над романом человек, с которого я писал Джерри Фабина, покончил самоубийством. Мой друг, послуживший прототипом Эрни Лакмена, умер еще раньше. Какое-то время я сам был одним из этих детей, веселящихся на улице; подобно им, я пытался играть, вместо того чтобы расти, – и был наказан. Мое имя находится в конце книги, в списке тех, кому посвящается роман.
Злоупотребление наркотиками – не болезнь. Это решение, сходное с решением броситься под машину. Скорее даже, это ошибка в суждении. Если заблуждаются многие, это уже социальная ошибка, ошибка в образе жизни. Девиз этого образа жизни: «Лови момент! Будь счастлив сейчас, потому что завтра ты умрешь». Но умирание начинается немедленно, а счастье лишь остается в памяти. Этот образ жизни не отличается в корне от вашего, он просто быстрее. Счет идет не на десятилетия, а на недели или месяцы. «Бери деньги, а долг пусть растет», – говорил Вийон в 1460 году. Но так нельзя, если денег – грош, а расплачиваться всю жизнь.
Роман лишен назидания. Он не учит наставительно, что им следовало работать, а не играть; он всего лишь описывает последствия. В греческой драме открыли причинно-следственную связь. Немезида в этой книге – не судьба, потому что любой из нас мог принять решение уйти с проезжей части. Из глубины души я рассказываю о чудовищной Немезиде для тех, кто продолжал играть. Сам я – не персонаж; я – роман. Как, впрочем, и все наше общество. Речь идет о гораздо большем числе людей, чем я знал лично. О некоторых мы читали в газетах. Все это баклушничанье, шалопайство, болтовня с закадычными дружками под любимые записи, все это – ужасное решение шестидесятых. И природа обрушила на нас кару.
Кара, как я уже говорил, невероятно жестокая, и я предпочитаю думать о ней с безучастностью греческой драмы, по-научному, как о предопределенном следствии, неумолимо вызванном причиной.
Вот список тех, кому я посвящаю свою любовь:
Гейлин – нет в живых;
Рей – нет в живых;
Фрэнси – тяжелый психоз;
Кэти – необратимые изменения головного мозга;
Джим – нет в живых;
Вэл – обширные необратимые изменения головного мозга;
Нэнси – тяжелый психоз;
Джоан – необратимые изменения головного мозга;
Марен – нет в живых;
Ник – нет в живых;
Терри – нет в живых;
Деннис – нет в живых;
Фил – необратимые изменения поджелудочной железы;
Сью – необратимые изменения сосудистой системы;
Джерри – тяжелый психоз и необратимые изменения сосудистой системы…
…и так далее.
Вечная память. Это все мои друзья, лучших просто не бывает. Все они живы в моей памяти, и врагу, погубившему их, нет прощения. Этим врагом была их ошибка в игре. Так пусть им будет позволено поиграть еще, как-нибудь иначе, и да будут они счастливы!
Перевод Г. Корчагина.
Childan (Чилден) – созвучно children, то есть «дети». Можно предположить, что Тагоми добавил в фамилию собеседника мягкий, едва заметный звук «р». (Здесь и далее – прим. перев.)
Муир-Вуд – в нашем мире заповедник, секвойный лес в штате Калифорния.)
Новоанглийский мебельный стиль – одно из направлений американского кантри-стиля. Для него характерны упрощенный дизайн и интенсивные тона цветовой палитры.
Администрация общественных работ – один из инструментов государственного управления экономикой в рамках рузвельтовского «Нового курса» – программы выхода из Великой депрессии. АОР действовала с 1935 по 1943 г. и занималась главным образом крупным строительством. Почтовые здания, украшенные фресками и панно со сценами из истории США, пейзажами и портретами государственных деятелей, – памятники той эпохи.
Гораций Грили (1811–1872) – знаменитый американский издатель, журналист и политик, основатель газеты «Нью-Йорк дейли трибьюн».
Виктрола – стационарный граммофон, выпускавшийся в первой половине XX в. американской фирмой «Виктор Орсье». Громоздкие тумбы виктролы были вытеснены из обихода компактными патефонами.
Джин Харлоу (1911–1937) – американская кинозвезда и секс-символ 30-х годов.
Буффало Билл – псевдоним Уильяма Коди (1846–1917), знаменитого охотника на бизонов и создателя шоу «Дикий Запад».
Джапами американцы презрительно называют японцев.
Красивая девушка (нем.).
Фред Аллен (настоящее имя Джон Флоренс Салливан; 1894–1956) – знаменитый американский комик, один из самых популярных юмористов в так называемую классическую эру американского радио.