конец света не за горами. Связано ли это как-то с возвращением прота, я сказать не мог. В любом случае, его вновь обретённые мысли о смерти и потустороннем мире мало отличались от мыслей миллионов других людей, разгуливающих на свободе.
Пока я наблюдал за возвращением этой группы через большую дверь гостиной, прота с Жизель, идущих рука об руку, мне в голову пришло то, о чём я раньше не задумывался или, возможно, предпочитал игнорировать. Их вновь обретённая близость (несмотря на отвращение прота к сексу), казалось, становится сильнее день ото дня. Как бы она отнеслась к исчезновению прота, если Роберт займёт его место в мире? Точнее, не попытается ли она каким-то образом помешать Роберту выздороветь? И будет ли готов прот предпочесть её любовь помощи Роберту в выздоровлении?
В первый день сентября мы были удостоены визита председателя нашего совета директоров. Виллерс всесторонне убеждал всех о важности его визита: больница нуждалась в благотворителе, в честь которого мы бы назвали столь необходимое (и до сих пор не проспонсированное) новое крыло. Я был удостоен чести принимать этого выдающегося бизнесмена, портфель акций которого делал подконтрольными ему несколько крупных корпораций, банк, телевизионную сеть (в которую, как я понимал, входит ток-шоу, на котором должно было состояться интервью прота), и другие предприятия. Меннингер пошутил, что он настолько богат, что может баллотироваться на пост президента. Клаус, определённо, был намерен получить долю от этой сокровищницы.
Первым моим впечатлением, когда я встретил его у ворот, было то, что он, должно быть, пережил очень трудное детство. Несмотря на огромное благосостояние и соответствующую ему власть, он был очень сдержан, почти до точки исчезновения. Он неохотно предложил мне руку — так холодно и вяло, что я инстинктивно отбросил её, как если бы это была мёртвая рыба. Это, вероятно стоило нам нескольких тысяч, с некоторой тревогой подумал я. Но он, возможно, уже привык к этому.
На протяжении всего визита он ни разу не взглянул в мою сторону. Пока мы устраивали экскурсию по саду, прежде чем выпить кофе с Виллерсом и остальными членами исполнительного комитета, я заметил, что он держится от меня на почтительном расстоянии, будто избегает заражения. К тому же, один из его охранников всё время находился между нами. Кроме того, он, казалось, страдал лёгкой формой обсессивно-компульсивного расстройства. Каждый раз, как мы подходили к чему-либо, имеющему угол, он останавливался и резким вихревым движением большого пальца пробовал его на ощупь, прежде чем продолжить идти (я слышал, что в его офисе нигде нет углов).
Его, как ни странно, кажется, приводил в замешательство вид толпящихся вокруг пациентов, особенно Джеки, сидящая на траве с горкой грязи между её босых ног. Берт, ищущий утраченные сокровища за каждым деревом и Фрэнки, шаркающая вокруг с обнажённой грудью, отбиваясь таким образом от жары, никак не смягчили его ужаса. Он, очевидно, никогда прежде не видел людей с психическими отклонениями. Или же это был тот случай, когда ему было проще быть собой.
Тем не менее, всё шло более или менее гладко и согласно плану, пока к нам не подскочил Мануэль, кудахтающий и хлопающий руками. Когда я обернулся к нашему гостю, чтобы пояснить проблему данного конкретного пациента, я увидел, как он несётся к воротам. Телохранители за ним едва поспевали. Я, конечно, не стал их догонять.
Виллерс всё утро не имел возможности поговорить со мной. Я не получил ни бесплатного кофе, ни даже крохотного пирожного. Честно говоря, я скрывался в своём кабинете аж до полудня, занимаясь реорганизацией своих файлов и игнорируя телефон. Но когда я встретил его за обедом, он светился от радости, словно больной. Наш председатель правления прислал нам чек на один миллион долларов. Более чем достаточно, чтобы закрыть программу по сбору средств на землю и начертить его имя над дверью нового объекта.
Клаус был так рад, что даже заплатил за мою еду (творог и крекеры). Впервые.
Прот проигнорировал чашу с фруктами, зайдя в мой кабинет и, зная его, я понял, что это Роберт появился прежде, чем я его об этом попросил.
— Роб?
— Здравствуйте, доктор Брюэр.
— Прот с тобой?
— Он говорит, чтобы мы начинали без него.
— Всё в порядке. Возможно, в этот раз он нам не понадобится.
Он пожал плечами.
— Как ты себя чувствуешь сегодня?
— Хорошо.
— Хорошо. Рад это слышать. Начнём с того, на чём мы закончили в прошлый раз?
— Полагаю, так.
Он выглядел нервным.
Я ждал, пока он начнёт. Когда этого не случилось, я его подтолкнул:
— В прошлый раз мы говорили о твоей жене и дочери. Помнишь?
— Да.
— Хочешь рассказать о них что-нибудь ещё?
— Мы можем поговорить о чём-то другом?
— О чём ты хочешь поговорить?
— Не знаю.
— Не хочешь рассказать мне о своём отце?
Проследовала продолжительная пауза, прежде чем он ответил:
— Он был замечательным человеком. Он был больше друг, чем отец.
Казалось странным, как он произносит это. Будто он заранее заучил и отрепетировал текст.
— Ты проводил с ним много времени?
— В тот год, когда он умер, мы всё время были вместе.
— Расскажи мне об этом.
Почти безо всякого выражения:
— Он был болен. Бычок рухнул на него на бойне и раздавил его. Я не знаю всего, что именно с ним было не так, много всего. Он всё время страдал от боли. Всё время. Он мало спал.
— Чем вы занимались вместе?
— Играми в основном. Червы, Бешеные Восьмёрки, Монополия. Он учил меня играть в шахматы. Он не знал правил, но он учился и затем показывал мне.
— Ты побеждал его?
— Он позволял мне себя побеждать несколько раз.
— Сколько тебе тогда было лет?
— Шесть.
— Ты играл в шахматы позже?
— Немного, в школе.
— Успешно?
— Неплохо.
Это натолкнуло меня на мысль (Я проверял через Бэтти, а также через Жизель: Роберт пока не появлялся в отделении).
— Некоторые другие пациенты играют в шахматы. Не хочешь время от времени с ними играть?
Он колебался.
— Не знаю. Может быть.
— Мы подождём, пока ты не будешь готов. Ладно… Что ещё ты можешь рассказать о своём отце?
И снова как по листу.
— Мама взяла для него книгу по астрономии из библиотеки. Мы узнали многие созвездия. У него был бинокль, и мы рассматривали луну и планеты. Мы даже видели Юпитер с его лунами.
— Это, должно быть, нечто.
— Так и есть. Это делает планеты и звёзды не такими далёкими. Кажется, будто до них легко
