Кратов не слышал ничьего воя и не чувствовал ничьего присутствия, кроме охотников.
— В фирме мне говорили иное, — сказал он. — И показывали статистику.
— Брехня, — повторил Белый Саван. — Это статистика смертности среди дураков и трусов. Заяц, зажатый в углу, тоже способен вспороть вам брюхо задними лапами. Вы знаете, что такое заяц?
— Я с Земли, — веско заметил Кратов.
— Просто не нужно зажимать циклопа в углу. Нужно, чтобы он до конца сохранял иллюзию выхода. Он хочет, чтобы от него отстали. А я хочу его голову. Кто-то из нас двоих будет разочарован.
Кратов поморщился. Не нужна ему была ничья голова. Конечно же, он знал, зачем пришел сюда. Знал, что его ожидает и что за публику он здесь встретит. Не думал только, что ему будет до тошноты противно внимать всему этому воинственному бреду… Он поглядел па Лиловую Амазонку. Та выглядела более решительно, чем несколько минут назад. Должно быть, слова старшины добавили ей азарта. Впрочем, только выглядела: на самом деле, Кратов воспринимал исходящую от нее волну ледяного ужаса пополам с ненавистью. Насчет ужаса все было понятно. С ненавистью было сложнее. Не могла же эта женщина так люто ненавидеть циклопа, который никогда до этого дня и дороги ей не перебегал… Ощутив взгляд Кратова, она высокомерно приподняла острый подбородок.
— Это мой циклоп, — сказала она с вызовом. — Я хочу, чтобы он напал на меня. Я ему оторву его поганые лапы. Оторву ему яйца.
— У циклопа нет наружных половых органов, — осторожно заметил Кратов.
Белый Саван коротко хохотнул.
— Вырвите ему печенку, леди, — посоветовал он. — Не то он использует свой шанс лишить вас вашего роскошного бюста.
Лиловая Амазонка открыла рот, чтобы ответить (ее бюст можно было назвать роскошным лишь в издевку), и в это мгновение взвыла сирена.
— Вперед, вперед! — заорал чей-то голос, многократно усиленный динамиками. — Не отставать! Кто не успел, тот опоздал! Да веером, веером расходитесь, не то побьете скиды и сами побьетесь! Зверь вас дожидаться не станет, дерьмо вы этакое!
Белый скид прянул с места прежде других и привидением канул в смрадное марево. Строй разрушился. Теперь каждый был за себя, и один циклоп — против всех. Лиловая Амазонка звенящим от негодования голосом изрыгала страшные проклятия, пытаясь стронуть свой скид. Кажется, она забыла включить сенсоры высоты. «Голубая пипка под рулем!» — крикнул ей Кратов и бросил свою машину по-над трясиной.
Воздушная волна, катившаяся перед тупым рылом скида, вздымала буруны отвратительно-зеленого цвета. Воняло застарелой падалью. Хорошо было бы поднять скид метра на четыре, но эта штука была специально устроена, чтобы лишь утюжить любую поверхность, слегка сглаживая неровности рельефа. Минимум возможностей, минимум управления, максимум впечатлений для клиента — особенно, когда он, не одолев крутую кочку, с маху хлобыстнется рожей в грязь.
Добавим сюда отсутствие сколько-нибудь надежных органов ориентировки и выдранную с мясом «кошачью память». Добавим первобытную пукалку, работающую на принципе выталкивания биметаллического снаряда расширяющимися газами, вместо серьезного оружия. Добавим полное отсутствие техники безопасности. Настоящее испытание нервов, проверка на прочность, тест на излом… и тому подобная дребедень. На деле же — свободное высвобождение подавленной агрессии. Игры со смертью — если правда хотя бы треть из того, что наплели Кратову в фирме и присовокупил только что Белый Саван.
Такое можно встретить лишь на Эльдорадо и, наверное, на Тайкуне, куда, уж точно, ни один человек с остатками здравого смысла и слабейшим налетом цивилизованности не сунется.
Разумеется, локаторы также отсутствовали. С их помощью засечь друг друга и не в пример более крупную жертву (она же охотник) не составило бы труда. Но превратило бы опасную забаву в рутинную операцию.
Кратова это не касалось. Его обострившиеся, как всегда бывало в случае опасности, чувства без труда улавливали эмоциональный фон всякого, кто оказывался неподалеку, даже неразличимый за пеленой испарений. Доминирующей составляющей, как правило, был страх. Эти люди умирали от ужаса перед тем, что ожидает их на любом из редких клочков неверной тверди, за любым спутанным клубком болотной травы-проволочницы, в любой подозрительно спокойной луже. И они пришли сюда, чтобы выдавить из себя этот ужас — заплатив за эту радость приличные деньги. Поэтому другой составляющей была ненависть — к себе, к одолевающему ужасу, к тому, что их ожидает. В таком состоянии человек терял остатки тормозов. (В фирме сказали: нередко охотники забывали о добыче и палили во все, что движется. В любую тень, в белый свет как в копеечку… друг в друга) На этом уходящем из-под ног полигоне никому нельзя было подставлять спину.
Вдобавок Кратов надеялся, что когда циклоп окажется неподалеку, он сможет почувствовать и его. Он как-то испытывал себя, и ему без труда удалось прочитать эмофон кита-касатки, слона и гориллы по имени Отец Тук. С определенным усилием он настраивался на эмоции Полкана и Мавки. (Никогда ему не везло с кошками. Эти хитрые твари словно обитали в другом психогенном измерении, наглухо отгородившись от людей, с которыми, казалось бы, тысячи лет делили кров и стол. И тут ничего нельзя было поделать.)
Наивно было бы полагать, что среди пятидесяти охотников не найдется никого, кто обладал бы теми же навыками. Особенно подозрителен в этом смысле был Белый Саван. И то, что читалось сейчас в эмофоне Кратова, красило его столь же мало, как и всех остальных. Тот же подлый страх, та же ненависть, то же зоологическое возбуждение, ни в каком родстве с благородным чувством азарта не состоявшее…
— Ы-ы-а-а-а!..
Метрах в десяти — и, что самое удивительное, во встречном направлении, — мимо Кратова пронеслось нечто бесформенное, истошно вопящее и ведущее беспорядочную стрельбу во все стороны. Над головой коротко и неприятно просвистело, перед самым носом скида выплеснулся фонтанчик от разрыва.
— Идиот сучий, мать твою в хобот! — проорал просто так, в пространство Кратов.
Между тем, светало. Над незримой линией горизонта где-то по ту сторону Пангелоса показался красноватый шар солнца, до неприличия размытый струями испарений. По условиям контракта все должно было завершиться до полного восхода. Как только светило целиком выкарабкается из трясины, а непроглядное марево осядет, загонщики на тяжелых гравитрах начнут собирать тех, кто уцелел. Брать каждого за шкварник и затаскивать на борт, согласен он на то или нет. По кратовским расчетам, веселью оставалось длиться чуть меньше часа.
