– Что же будет с зеркальными людьми?
– Они уже делают первые самостоятельные шаги. Скоро сообщение с поверхностью будет восстановлено, и они смогут поселиться здесь, внутри планеты.
Гайденбург спокойно подошел к программному устройству биомозга и включил его.
– Экран! – властно сказал он. – Подводные города.
В помещении загорелся мягкий свет. Перед астронавтами открылся широкий экран. Все увидели группу зеркальных людей. Они медленно, точно ощупью, шли куда-то нестройной цепочкой, поддерживая друг друга, и уже не кружились на месте, точно слепые, хотя на головах у них больше не было черных обручей. Зеркальные люди двигались вдоль озера со странной и тусклой, ничего не отражавшей водой.
И вот астронавты увидели подводный купол. Люди там жили без зеркальных плащей и без темных очков. В огромных безжизненных глазах так же, как и в мелких чертах лиц, полностью отсутствовала воля.
Под куполом не было никаких сооружений. Среди черных камней росла белая трава с длинными и тонкими стеблями. С людьми творилось что-то непонятное. Они срывали со своих волос черные обручи, брались за руки, кружились, монотонно раскачивались. Толпа в подводном городе редела, люди уходили на поверхность.
– Вот видите, – заметно волнуясь, сказал Гайденбург. – У них уже пробуждается какое-то беспокойство… Но они в своем развитии отброшены далеко назад, и им абсолютно чужд и недоступен сложный мир машинной цивилизации.
Астронавты умолкли. Все думали об одном и том же, но никто не решался первым сказать роковые слова.
Наконец капитан оглядел печальные лица астронавтов и с трудом проговорил:
– Если люди Земли… Если мы оставим здесь группу своих ученых, зеркальные люди возродятся к жизни. Кроме того нельзя оставлять биомозг без контроля. Если прежде он нес гибель и разрушение, то сейчас его мощь поможет порабощенному человечеству возродиться к новой жизни.
– Я остаюсь, – тихо сказала Аэла.
– Мы тоже никуда не полетим отсюда! – воскликнули несколько молодых астронавтов.
– Я думаю, – задымил трубкой Гайденбург. – Все мы готовы принести самую большую жертву – не вернуться на Землю ради этого. Совет решит, кому остаться.
Аэла стояла перед овальным, необъятным, как озеро, экраном в центральном управлении планеты рядом с Гайденбургом и двадцатью земными учеными.
На экране четко выделялся силуэт гигантского звездолета среди белой пустыни. До старта корабля оставалось по земному времени несколько минут.
На экране появилось лицо Роры. Глаза ее были полны мольбы, страдания и такой нежности, что Аэла бросилась к экрану.
– Прощай, Аэла! – сдавленно крикнула Рора, и на экране закружилось все в цветном урагане. Это началась неистовая пляска энергетических полей. Аэла закрыла глаза от невыносимого сияния экрана. Когда она открыла их, на экране уже не было ничего. Корабль исчез. Он несся безмолвной дорогой за миллионы километров от Аэлы и оставшихся на чужой планете людей.
Над пустынями Троллы летел горячий ветер. Звенели стеклянные плитки, ползли под напором ветра. В небе бежали рваные красноватые тучи.
На плоскогорье вышел зеркальный человек. В грудь и в лицо ему ударил жгучий ветер. Но человек не повернул назад. На его белоснежных волосах уже не было черного обруча. Он двинулся вперед. Он шел все дальше. Увидел одинокий черный обелиск на могиле звездного человека. Долго стоял перед ним, силясь не то понять что-то, не то вспомнить…
Обелиск выступал из каменных глыб, словно стремился в небо, в пространство, туда, где за темными безднами летела в голубых туманах Земля.
Биолог Нильс Кор был убежденный скептик. Он уже побывал на планетах ближайших звезд и пришел к убеждению, что разумная жизнь на других планетах – вздор.
Ракета шла над Терролаксом. Элма и Андрей не отрывали глаз от ее цветущих долин. Разреженная атмосфера Терролакса почти целиком состояла из чистого кислорода. По броне ракеты неслись цветные струи огня.
– Когда-то земные ракеты, входя в атмосферу, горели, словно спички, – сказал Андрей.
И вдруг он увидел глаза Элмы – целые озера испуганной синевы.
– Андрей, Нильс, – запинаясь, сказала она, – я видела белую башню.
Нильс Кор резко повернулся к ней. Его темное лицо, изрытое глубокими морщинами, было спокойно, но глаза смотрели внимательно и встревоженно.
– Вы еще не знаете, Элма, что такое космические миражи.
– Нет-нет, я видела белую башню.
– Я тоже в свое время видел нечто подобное.
– Нет, это не мираж, Нильс. Я чувствую, что это не мираж.
– Но планету покрывают почти сплошные джунгли. Жизнь там есть, и это жизнь пожирателей. Меня в последние годы гораздо больше стали интересовать космические цветы, а не живые организмы. Ну, привезем мы на Землю чучело еще одного сверхуродливого земноводного, а дальше что?
Ракета облетела вокруг Терролакса. Электронный рулевой рассчитал склонение и повел ее точно над тем же местом, где Элма заметила белую башню.
Элма первая увидела, как задрожали пальцы Нильса. Старый релятивист, проведший на Вемле не более двадцати пяти лет из ста прожитых, был потрясен гораздо больше, чем его юные спутники Андрей и Элма.
– Это невероятно, – шептал он бесконечно счастливым шепотом.
– Если бы мы могли сообщить капитану “Геоса”, что на планете есть жизнь! – воскликнула девушка.
– Это невозможно, Элма.
Ракета с тремя космонавтам – и была послана на Терролакс проходящим мимо космическим кораблем. Через пять лет “Геос” будет возвращаться от еще более отдаленной звезды и примет на борт исследователей Терролакса. Связи с кораблем уже давно не было. Со скоростью света он мчался к созвездию Лебедя.
Ракета медленно погружалась в черно-красный ураган огня. Неистово ревели дюзы, преодолевая тяготение Терролакса. И вот одновременно с резким толчком амортизаторов возникла оглушающая тишина.
Ракета глубоко ушла в стеклянный песок многоцветной пустыни.
Андрей включил радиоприемники.
– Пустое, – сказал Нильс, но спустя минуту насторожился. Приемник молчал.
– Почему нет шума? – удивленно спросил он. Астронавты переглянулись.
– Видимо, здесь нет грозовых разрядов… – хмуро ответил Андрей.
Элма долго смотрела на его прямые широкие брови. Они сейчас составляли одну темную линию над светлыми с ледяным блеском глазами.
– Мне отчего-то вспомнились непонятные обстоятельства гибели Восьмой звездной Лебедя, – сказал он. – Космонавты сообщили, что на планете гаснут радиосигналы. Больше мы ничего о них не знаем.
Элма посмотрела в иллюминатор. Внешний термометр показывал 108 градусов жары за бортом ракеты.
