- Видал? - принимая горделивую позу, спросил Гуго. - Теперь ты понимаешь, за что я люблю праздники?
И он не очень к месту стал подробно объяснять, почему ему нравится специализация парков.
Илья слушал скороговорку товарища, улыбался про себя. Гуго даже не подозревал, что разработкой устройства всех зон и мест отдыха занималась опять-таки Служба Солнца, ее отдел коммуники. Все придумали. И уровни, и специализацию первых двух уровней. Теперь даже в маленьких городах, сродни Птичьему Гаму, было по семь парков: Веселья, Волшебства (для детей), Серенад или, иначе говоря, - парк Влюбленных, Спортивных игр и аттракционов, Мудрой старости и обязательно парк Бессонных, где сосредоточивалась ночная жизнь города...
Остаток вечера друзья решили провести в одной из "кувшинок" кафетерия.
Они пили тоник. Гуго опять рассказывал о своей жене, а небыстрое течение протоки несло и несло кабинку: мимо камышей, мимо башни Именинников, мимо голубоватого лунного пляжа. Там купались люди, и тела пловцов в светящейся воде казались серебряными рыбами. В глубине парка одиноким колокольчиком звенел детский смех.
Гуго вдруг умолк. Взгляд его устремился поверх головы собеседника, зрачки расширились.
- Что там? - Илья оглянулся.
С вершины холма, с уровня одиночества и размышлений, спускалась... Незнакомка.
Она стояла на темно-вишневом ручье дорожки, который можно было принять за поток остывающей лавы. Поток бережно нес ее вниз.
Илья замер. Лицо его обжег румянец. Дышать стало тяжело, будто в горах.
В этот раз она показалась ему еще моложе. Совсем девчонкой. И еще ему показалось, что глаза у Прекрасной Незнакомки заплаканы.
Он резко встал, чуть не перевернув "кувшинку", хотел окликнуть эту грустную женщину, остановить, предложить любую мыслимую помощь, но проклятый язык вновь ослушался его.
ДОБРЫЙ ЗЛОЙ ГЕНИЙ
Стройка поразила Илью.
Стюардесса, как только они пошли на снижение, объявила:
- Обратите внимание: наш лайнер идет по чрезвычайно узкому коридору. Почти все рабочее пространство в районе Музея занимают грузовые линии.
За бортом на разной высоте в самом деле степенно проплывали караваны огромных контейнеров с красными нашлепками нейтрализаторов гравитации в так называемых "узлах жесткости". Тупоносые буксиры тащили негабаритные грузы: какие-то металлические фермы и рамы, емкости сложных конфигураций, серебристые ажурные мачты и кольца неизвестного назначения.
Стюардесса продолжала рассказ:
- ...Музей Обитаемых миров - самый крупный объект, сооружаемый на Земле за последние сто сорок лет. С тех пор, как человечество отказалось от строительства новых гидроэлектростанций и прокладки магнитотрасс, а промышленное производство перешло на уровень атомного конструирования, необходимости в сооружении циклопических объектов просто-напросто не было... Музей, кроме земной поверхности, займет еще три стихии - воздух, воду и часть литосферы, то есть земной коры... Музей будет занимать около ста тысяч гектаров земли. В его комплекс входят река Чусовая и часть бывшего Камского водохранилища...
"Суховато, но впечатляет", - подумал мельком Илья.
Их пассажирский гравилет шел на посадку.
- Сейчас полным ходом идет монтаж всех 87 зон Музея, - заканчивала свой рассказ девушка в голубом. - На всех уровнях. Каждая зона воспроизводит конкретное поселение землян, причем с максимальным приближением к условиям обитания на данной планете, ее среде. Всего же на строительстве Музея предстоит смонтировать около четырех миллиардов различных конструкций и единиц оборудования...
Причал поселка строителей напоминал кусок льда, который позабыла в спешке зима. Ручейки движущихся тротуаров вытекали из-под белой его плиты и разбегались в разные стороны. Штук восемь их уходило к Центральному котловану, столько же - к поселку, гирляндам модулей между сосен. Остальные дорожки скрывались в лесу или карабкались на пологий дальний холм, где виднелись параболические антенны энергоцентра.
Толпа пассажиров вскоре рассосалась.
Внимание Ильи привлекла рослая молодая сосна, которая ближе всех подошла к "льдине" причала. Ее золотистый ствол, увенчанный в поднебесье колонком кроны, напомнил ему кисть. Такой кистью, наверное, разрисовывали уральское небо. Ишь как сияет, как выразительны легкие мазки облаков!
Опять захотелось снимать. Жадно, много, не отбирая материала, взахлеб. Как в июне, когда он нашел-таки свою секвойю. Так еще было четыре года назад, в Крыму. Там он снимал шиповник. Задиристый шиповник, взбирающийся на такие крутые склоны, где его плодами могли лакомиться только птицы...
"Как хочется снимать, - подумал Илья. - Не людей, деревья. Одни деревья!"
Он знал причину своего смятения: последние две недели он делал фильм о конструкторском центре Дашко, вернее - о самом Дашко, и это было чертовски неприятно. Бил поэтом, а стал обличителем. Илья полагал, что в случае с Дашко впервые сказалась его профессиональная хватка Садовника, и это сердило: зачем он тратит пыл и мастерство художника, когда достаточно обратиться в местный Совет? С другой стороны, фильм даже увлек его. Ему нравилось постоянно отвергать очевидное, то, что лежало на поверхности, и заглядывать в потемки чужой души. Конечно, с деревьями легче. Они не знают фальши. Их души бесхитростны и светлы...
- Извините, - окликнули его. - Вы так... далеко сейчас, но у меня ограничено время. Я пришла вас встретить.
- Узнали? - улыбнулся Илья.
Девушка смотрела на него, вопрошающе и немножко устало. На чистом лице ее отразилась тень беспокойства.
- Сколько вы спите? - не удержался он от вопроса, заметив ее покрасневшие веки.
Ирина предостерегающе подняла руку.
- И вы туда же, - в ее диковатых глазах появилась укоризна. - Нам свои Садовники жить не дают. Мол, надо по четыре часа работать, а вы - ой батюшки! - по семь. Да разве это работа? Это наслаждение. Такое огромное дело!
И безо всякого перехода, в упор:
- Что-нибудь стряслось? Мать, брат, Толик, друзья?
"Вот оно, - возликовал Илья. - Ирина назвала Жданова отдельно. Она выделила его! Непроизвольно. Значит, он дорог ей. Пусть это не любовь, пусть, но он ей дорог!.. А как я переживал, когда отправлялся сюда, когда звонил ей по браслету. Ведь я, в сущности, так мало знал об Ирине. Я не знал, как и Анатоль, главного, того, что сожгло ему душу - равнодушна ли?"
- Меня беспокоит Толь, - ответил Илья, и в диковатых глазах промелькнуло удивление: "Совпадение или он в самом деле знает, как я называла"...
- Очень беспокоит! - добавил он.
Ирина вздрогнула, подалась к Илье:
- Он жив?
- Конечно, - улыбнулся Илья, а про себя отметил: гением всех времен и народов станет тот, кому, наконец, удастся смоделировать женскую логику. Я решился... - продолжил он, но тут же круто изменил тон разговора. - Я нашел вас потому, что знаю историю Анатоля, знаю о его чувствах...
