— Всё гораздо проще, — Рада лукаво улыбнулась. — Вы подробнейшим образом объяснили символику изображения, которую я не знаю, но скромно умолчали о сопровождающих рисунок надписях.
— Каких надписях? — глаза Валлисы округлились, даже приняли своеобразную квадратуру круга, она ещё раз оглянулась к изображённой на стене символике, но ничего нового не увидела.
— Как же, — Рада от неожиданности немного растерялась. — Как же? Вон там, под треугольным жертвенником надпись: «Когда лета сего существования придут к концу, и душа, вдыхание в момент смерти, приблизится к вратам бессмертия, да перенесёт её быстро птица в обитель мудрых. И есть вдыхание Вечной Продолжительности. Знай, что место сие есть конец, есть начало разрушения». [25]
— Это там написано?
— Вон же! Как можно не видеть? — удивилась Рада и показала рукой на клинопись внизу изображения.
Вероятно любой из филологов обратил бы на это внимание, но клинописная вязь была для Валлисы загадкой, находящейся за гранью видимого.
— Написано? Это какой же язык? Макшерип! — повысила голос Валлиса. — Макшерип!
Тот, услышав зов вопиющей начальницы, возник на пороге почти сразу же, будто дежурил или подслушивал под дверью. Он вытянулся по стойке смирно, ибо в вопле Валлисы чувствовалась некоторая враждебность, а чего можно ждать от женщины в таком состоянии?
— Макшерип, — снизила голос Валлиса, хотя это не обещало ничего хорошего. — Объясни-ка мне, умный ты наш, что изображено на панели? Ведь ты, находясь в этом бетонном яйце три дня, ни с кем не общался, кроме стены. Откуда же на ней возник неизвестный мне текст?
— Ну, какой это текст? — Макшерип проследил взглядом, куда показывала девушка. — Это не текст. Это то, что мне несколько раз приснилось и не давало покоя, пока не нарисовал. Но ведь я же у вас спрашивал разрешения?!
Валлиса озадаченно молчала. Наконец, повисшую в воздухе напряжённую тишину решилась нарушить Рада.
— Мне кажется, что это изображён Шамаим — безграничный Дух Жизни — протекающий через Эдем. [26]
— Где?! — воскликнули дуэтом Валлиса с Макшерипом.
Рада поднялась с ложа, подошла к стене и показала что-то, будто бы изображённое надо львами, над птицей, поднимающейся к венцу из белой омелы. А, может, изливающееся из этого венца НЕЧТО.
— Но ведь там ничего нет! — прозвучал тот же дуэт.
— Ну, дела! — ещё раз повторила Валлиса, потёрла себе ладонями виски и встряхнула головой. — Дела…
Она опять отправилась в соседний кабинет, где у неё в аптечке хранились пилюли от головной боли, оставив помощника наедине с новой знакомой. Этого Макшерипу и надо было, потому что начальница его ни услышать, ни увидеть не могла. Он лёгким скользящим шагом дефилировал по лаборатории, где на операционном столе сидела спасённая. Одежды на ней по-прежнему никакой не было, но ни её саму, ни мулата это не обескураживало.
— Разрешите вас немножечко потревожить? — начал мулат полушёпотом. — Только мне не хотелось бы, чтоб начальница об этом знала.
Произнося вступительную фразу, Макшерип закрыл лязгнувшую металлическую дверь в тамбур. Девушка наблюдала за ним, не шевелясь. Мулат прислушался. Всё было тихо. Он обернулся к Найдёнышу, но сначала нахмурил лоб, явно подыскивая слова.
— Может быть, вам покажется это странным, — снова начал Макшерип. — Только я с детства увлекаюсь изучением человеческого характера и пришёл к удивительным умозаключениям. Ведь построение внутреннего характера, воспитание души происходит от осознания сострадания. Сострадания к ближнему, ко всему человечеству, да и космосу в целом. И осознав себя способным помочь хотя бы одному человеку, не говоря уже обо всём мире, открываешь в себе столько согласованности с внешним миром, что становится ясен смысл существования. Я понятно выражаюсь?
— Более чем, — кивнула Рада. — Но что вы знаете о космосе? Вернее, что вы можете знать о космосе и о человеческом характере? Космос представляет собой непрерывную борьбу за власть внутри себя, а весь внешний мир — вечное соперничество характеров.
— Так именно из этой борьбы вырастает личность! — мулат подошёл к девушке, пододвинул к медицинской кушетке высокий стул и присел, внимательно изучая глаза собеседницы. — Борьба с самим собой начинается внутри нас, а кончается — в космосе. И если ты можешь помочь самому себе осмыслить мир, то сможешь воспринять и сострадание этого мира к себе самому.
— Интересная мысль, — согласилась Рада. — Только известно ли вам, что именно из-за сострадания к этому миру умер Бог? Сострадание к людям явилось для него собственным адом. И человек, познавший умение сострадать, никогда не станет властелином мира.
— А зачем становиться каким-то властителем, вершителем судеб, когда надо только лишь помогать другим, и другие помогут тебе выкрутиться из любых ситуаций? — с этими словами мулат указательным пальцем показал на руку новоприобретённой знакомой, чьё запястье охватывало браслетное ожерелье, сверкающее разноцветными камешками.
— Я случайно зацепил ваш браслет, только под ним…, наверное, мне показалось… Позвольте взглянуть ещё разок?
Макшерип протянул руку к браслету, но снять его не успел. Девушка вдруг дико вскрикнула. Взгляд её был обращён на что-то, находящееся у мулата за спиной. Рукой своей Рада показала туда же и ещё раз вскрикнула громче, пронзительней, чуть ли не захлёбываясь криком. Мужчина резко оглянулся, но понять ничего не успел: острый предмет вонзился ему сверху в левую ключицу. Из сонной артерии сочным фонтаном брызнула кровь. Он хотел что-то сказать, но голос уже пропал. Раздался только мощный хрип, даже рёв раненого, смешанный с непрекращающимся противным визгом Рады. Макшерип взмахнул руками: рана, видимо оказалась так глубока и смертельна, что он просто рухнул на девушку, заливая её обнажённое тело горячей кровью. На девичьи вопли сбежались все, обитающие в бункере. Первой на месте происшествия оказалась Валлиса. Она попыталась стащить истекающего кровью Макшерипа с давящейся криком Рады, но у неё ничего не получилось бы, настолько тело мулата было неподъёмным. Подоспевшие пятеро мужчин общими усилиями стянули Макшерипа с девушки и попытались положить на соседнюю каталку. Раненый пришёл в себя, увидел перед собой Валлису и показал рукой куда-то в угол, пытаясь при этом что-то сказать. Эта попытка стоила ему дополнительной потери крови, снова брызнувшей из продырявленной шеи. Валлиса глянула в сторону, куда показывал раненый. В углу лаборатории, чуть ли не возле самого потолка, зияло чёрное отверстие вентиляционной шахты. Крышка люка валялась на полу. Макшерип снова хотел что-то сказать, захрипел и потерял сознание, но успел всё же протянуть забрызганную кровью руку в сторону Рады.
