На совещание я пришёл примерно за час до начала, чтобы проверить проектор, экран и звук: фильм демонстрировался уже с дикторским текстом. В конференц-зале я нашёл только стенографистку Иру Фатееву, о которой мне говорили как о будущем секретаре особой комиссии, проектируемой в связи с совещанием. И, между прочим, предупредили, что это кобра, полиглот и всезнайка. Спроси у неё, что получится, если смочить обнажённый мозг раствором хлористого калия, — она скажет. Спроси о четвёртом состоянии вещества — скажет. Спроси о том, что такое топология, — тоже скажет. Но я не спрашивал. Только поглядев на неё, я сразу всему поверил.
Она была в тёмно-синем свитере, с очень строгой, но абстрактной орнаментовкой, с тугим пучком волос на голове, но отнюдь не по моде девятнадцатого столетия, и в чуть дымчатых очках без оправы — узких прямоугольных стёклышках, — и всё-таки в очках, сквозь которые смотрели на вас умные, внимательные, очень требовательные глаза. Глаз, впрочем, я, войдя, не увидел: она даже не подняла головы, что-то дописывая в большом чёрном блокноте.
Я кашлянул.
— Не кашляйте, Анохин, и не стойте посреди комнаты, — сказала она, по-прежнему не смотря на меня, — я вас знаю и все о вас знаю, поэтому представляться не обязательно. Сядьте где-нибудь и подождите, пока я не закончу этого экспозе.
— Что такое экспозе? — спросил я.
— Не старайтесь показаться невежественнее, чем вы есть на самом деле. А экспозе совещания вам знать не обязательно. Вас туда не приглашали.
— Куда? — снова спросил я.
— В Совет Министров. Там вчера показывали ваш фильм.
Я знал об этом, но промолчал. Прямоугольные стёклышки повернулись ко мне. «Хорошо бы она сняла очки», — подумал я.
Она сняла очки.
— Теперь я верю в телепатию, — сказал я.
Она поднялась, высокая, как баскетболистка экстракласса.
— Вы пришли проверить аппаратуру, Анохин, натяжение экрана и регулятор звука? Все это уже сделано.
— А что такое топология? — спросил я.
Глаза без стеклышек испепелить меня не успели: помешали участники будущего совещания — они явно не собирались опаздывать. Кворум собрался за четверть часа. Преамбулы не было. Только председательствующий спросил у Зернова, будет ли какое-нибудь вступительное слово. «Зачем?» — спросил тот в ответ. Тогда погас свет, и в голубом небе Антарктики на экране начал набухать малиновый колокол.
На этот раз я мог не комментировать фильма: за меня говорил диктор. Да и в отличие от просмотра в Мирном, проходившего в напряжённом молчании, этот напоминал собрание добрых друзей у телевизора. Реплики, если можно допустить такое сравнение, наступали на пятки диктору, чаще весёлые, иногда понятные только посвящённым в тайны командующих здесь наук, иногда колючие, как выпады фехтовальщиков, а порой такие же, как в любом «клубе весёлых и находчивых». Кое-что запомнилось. Когда малиновый цветок проглотил моего двойника вместе со снегоходом, чей-то весёлый басок воскликнул:
— Кто считает человека венцом мироздания, поднимите руки!
Послышался смех. Тот же голос продолжил:
— Учтите нечто бесспорное: никакая моделирующая система не может создать модель структуры более сложной, чем она сама.
Когда край цветка, загибаясь, запенился, я услышал:
— Жидкая пена, да? А какие компоненты? Газ? Жидкость? Пенообразующее вещество?
— Вы так уверены, что это пена?
— Ни в чём я не уверен.
— Может быть, это плазма при низких температурах?
— Плазма — газ. Что же её удерживает?
— А магнитная ловушка. Магнитное поле создаёт нужные стенки.
— Нонсенс, коллега. Почему разрозненный, эфемерный газ не распадается, не рассеивается под давлением этого поля? Оно же не бессиловое, в том смысле, что не стремится изменить форму.
— А как, по-вашему, создают магнитные поля облака межзвёздного газа?
Ещё один голос из темноты вмешался в спор:
— Давление поля изменчиво. Отсюда изменчивость формы.
— Допустим, формы. А цвет?
Я пожалел, что не захватил с собой магнитофона. Впрочем, на несколько минут зал умолк: на экране другой цветок-гигант заглатывал самолёт, а лиловая змея-щупальце — бесчувственную модель Мартина. Оно ещё пульсировало над снегом, как из темноты снова спросили:
— Вопрос к авторам плазменной гипотезы. Значит, по-вашему, и самолёт и человек просто сгорели в газовой струе, в магнитной «бутылке»?
Впереди опять засмеялись. Я ещё раз пожалел о магнитофоне: началась перестрелка.
— Мистика какая-то. Невероятно.
— Чтобы признать возможность невероятного, мистики не требуется. Достаточно математики.
— Парадокс. Ваш?
— Фриша. Только математик здесь действительно нужнее вас, физиков. Больше сделает.
— Интересно, что же он сделает?
— Ему проб не нужно. Снимков побольше. А что он увидит? Геометрические фигуры, как угодно деформируемые, без разрывов и складок. Задачки по курсу топологии.
— А кто, простите, решит задачку о составе этой розовой биомассы?
— Вы считаете её массой?
— По этим цветным картиночкам я не могу считать её мыслящим организмом.
— Обработка информации очевидна.
— Обработка информации ещё не синоним мышления.
Обмен репликами продолжался и дальше. Особенно взбудоражила зал ледяная симфония — облака-пилы и гигантские бруски льда в голубом небе.
— Как они вытягиваются! Из трехметрового облака километровый блин.
— Не блин, а нож.
— Непонятно.
— Почему? Один только грамм вещества в коллоидальном диспергированном состоянии обладает огромной поверхностью.
— Значит, всё-таки вещество?
— Трудно сказать определённо. Какие у нас данные? Что они говорят об этой биосистеме? Как она реагирует на воздействие внешней среды? Только полем? И чем регулируется?
— А вы добавьте ещё: откуда она берет энергию? В каких аккумуляторах её хранит? Какие трансформаторы обеспечивают её превращения?
— Вы другое добавьте…
Но никто уже ничего не добавил: кончился фильм, вспыхнул свет, и все замолчали, словно вместе со светом напомнила о себе привычная осторожность в суждениях. Председательствующий, академик Осовец, тотчас же уловил её.
— Здесь не симпозиум, товарищи, и не академическое собрание, — спокойно напомнил он, — мы все, здесь присутствующие, представляем особый комитет, созданный по решению правительства со следующими целями: определить природу розовых «облаков», цель их прибытия на Землю, агрессивность или дружественность их намерений и войти с ними в контакт, если они являются разумными, мыслящими существами. Однако увиденное ещё не позволяет нам прийти к каким-то определённым выводам или решениям.
