Некоторое время страны богатейшие даже и помогать нам тщились, немало провианту и иных товаров присылая, но скоро все доброхоты на том сошлись, что бездонную пропасть не наполнишь и любые даяния в сем пространстве, шестую часть земли занимающем, без следа растворяются, лишь президентов бесчисленных да ихнюю челядь обогащая…
Скоро и пуще того встревожилась сытая Европа, когда на нее, стократ баснословные нашествия гуннов или монголов превосходя, саранчою нахлынули от нас беглые, толи заработков себе ища, то ли попросту живот свой и чад от голода, холода и человекоубийства спасая. Поскольку оные, за любую самую каторжную работу берясь, наименьшею платою довольствовались, сим соперничеством разоряемые иные приезжие работники, арабы, турки и прочие, наших, ничтожесумняшеся, принялись повсюду убивать да калечить, отчего в мирных городах европейских беспорядки произошли неслыханные.
Но и сие не иным чем, как детскими шалостями выглядело пред другою, несравненно грознейшею опасностию. Армия Советская, российского тысячелетнего воинства славная геройством наследница, оных малых держав правителями, меж собою враждовавшими, также на части была разорвана; при сем орудия тяжелые, танки и прочая боевая техника достались чванливым национальных гвардий полководцам и попросту разбойным атаманам, прежние свары умножив и кровопролитнейшими сделав. Власно как апогеем сего безумства раздел Черноморского флота послужил, при коем эскадры кораблей, ядерными ракетами оснащенных, в столь непримиримую суспицию меж собою вошли, что и залпами успели обменяться. Прежде цветущие берега Крыма испепелены были атомным жаром, чрез дожди и ветры отрава радиоактивная по всей Европе разлилась много пуще, нежели после взрыва чернобыльского; мир же власно как в оглуме был, узревши невиданное: гражданскую ядерную войну…
Уставши за судьбу сатанинских боеголовок дрожать, ничейными и беззащитными на землях "евразийского вакуума" остававшихся, Евросоюз купно сиными мировыми федерациями межрегиональные воинские силы создал и во все края былого СССР почти невозбранно ввел. От Карпат до Урала в оных силах немецкая армия главенствовала, восточнее же китайцы подвизались, многолюдьем полков своих всю Сибирь наполнив и лишь на Дальнем Востоке с японцами власть поделивши… Тут уж над благотворителями, о человеколюбии твердившими, прямые негоцианты верх взяли, великую себе прибыль учуяв. Оные вослед штыкам смело двинулись, за бесценок и земли скупая у жадных вождей племен, и природные все богатства…
Следы жестокой смуты, в сих блаженных местах некогда бушевавшей, столь наше внимание поглотили, что мы с Лизою тогда лишь опомнились, когда услышали треск моторов и голоса многие, нестройно песню оравшие, власно как пьяные в кабаке.
Весьма скоро из-за поворота дороги, за парком скрывавшейся, выкатился грузовик окраски пятнистой, паровым котлом дымивший, вооруженными людьми набитый, однако под знаменем, где изображен был кроткий лик Спасителя. Вокруг же оной машины толпа народу в десантных комбинезонах ехала на велосипедах либо веломобилях, также винтовки и автоматы везя за плечами. За грузовиком вторая машина следовала, легковая и открытая; но каково же было мое потрясение, когда вдруг она остановилась и из нее бросился к нам, на ходу раскрывая объятия, человек приземистый и плотный, коего живот препотешно выпирал из-под пятнистой рубахи,– собственною персоною Бобер!
При виде Елизаветы, коей успел я шепнуть, с кем мы имеем дело, Бобер не то чтобы поклонился, но присел раскорячась и пальцами ткнул в каскетку свою с кокардою; засим коня моего схватил за узду и радостно возопил:
– Здорово, друг ситный! Тебя-то мне и надо!
Сам чувствуя, сколь надменно звучит моя речь с высоты седла, тем не менее спросил я Бобра, что за нашествие он учиняет со своими товарищами на места, от Киева неблизкие, и отчего все они вооружены. На что, по пистолетной кобуре себя лихо хлопнув, старый приятель мой ответствовал, что-де боевые отряды княжьих гридней, воеводою ведомые, по решению боярской думы "Святой Руси" земли Черниговские занять намерены, яко древле Киевскому столу принадлежавшие, и тем кордоны державы восстановить. Сюда же, к нашему имению, наведались неинако потому, что ласкались надеждою обрести тут без меры провианта.
Тем временем новые грузовики и воинство велосипедное, песни оравшее, мимо нас тащились. Сколь велико было чувство вины моей, когда я речи Бобра слушал, и выразить не можно; должно быть, кровь бросилась в лицо мне, ибо щекам стало жарко. Слава Богу, что Лиза сего не заметила, поскольку с удивлением и нараставшим уже гневом Боброву честохвальству внимала:
– Конечно, сценарии писать – дело клевое, я сам этому полжизни отдал. Но, понимаешь, время такое: когда говорят пушки, музы безмолвствуют, хехе! Начато, понимаешь, восстановление Киевской Руси; можно сказать, своими руками творим историю!.. Но ты, брат, не тушуйся, да и ты не бойся, подруга, ежели, конечно, с ним. Я тут, можно сказать, лицо не последнее…
При сих словах Бобер приосанился и как бы невольно на пышную кавалерию глянул, в виде креста с эмалевыми медальонами, грудь его украшавшую.
– Уже, между прочим, боярин, и на выборы в князья Киевские записан кандидатом!.. Могу посодействовать, чтобы ты, понимаешь, стал… ну, хоть комендантом дворца, что ли! Останешься, можно сказать, при самом корыте…
Вот тут уж Лиза моя на меня взглянула искательно, ожидая достойной сему искусителю отповеди. Хотя приятельство многолетнее мешало дать Бобру изрядную таску, все же собрался я с духом и самым грозным образом велел ему убираться, на что он, в миг единый побагровев и глаза выпучив подобно раку, за кобуру свою схватился.
Не успел я и вздохнуть, как Елизавета моя хлыстом наотмашь ударила Бобра по лицу, так что у того разом вспух пребольшой рубец, и Чайку свою повернула обратно к парку. Дав коням нашим шенкеля, понеслись мы прочь от аллеи, причем разумные сии животные сами находили лучший путь меж стволами. Вослед же нам полетела Боброва матерная брань, подкрепленная затем тщетною, по счастью, стрельбою, а также и автоматными очередями, выпущенными, должно быть, кем-то из велосипедистов, но лишь отбившими щепки от стволов.
Стремясь изо всех сил поскорее достигнуть дворца, дабы предупредить наших, еще толком неведомых мне хозяев о нашествии, я сам выкладывался и чуть было не загнал верного, уже сильно хрипевшего Шута. Вдруг на скаку Лиза ко мне обернулась, пораженная; тотчас и меня власно как оглумило… Раздался прегромкий барабанный бой, и замелькали перед нами зеленые мундиры. Всю главную аллею заняв и междерев по обе стороны от нее шагая, быстрым маршем наступал целый солдатский полк, проскакивали на конях офицеры, ездовые нахлестывали мохноногих битюгов, кои дружно волокли полковые пушки. Откуда воинство сие взялось, когда доселе стояло в усадьбе не более полуроты, было мне невдомек. Невольно общим движением увлеченные, повернули и мы за полком.
