- Но это же ересь,- спокойно, без осуждения произнесла Мадлен.
- Это истина.
Сен-Жермен смотрел в глаза девушки и видел, как здравый смысл борется в ней с затверженными постулатами. В одном он был совершенно уверен: она выслушает его.
- Поверьте мне хотя бы ради себя самой. Есть люди, взывающие к темной стороне силы, и они приносят в мир много горя.
- Что ж, им суждено провести вечность в аду,- быстро произнесла Мадлен и с довольным видом переменила позу.
- Что вы можете знать о вечности? - вскинулся вдруг граф, но глаза его были печальны и резкость не оскорбила.
- В Париже есть люди,- продолжил он другим тоном,- которые собираются пробудить темную сторону силы. Они готовятся провести два действа - одно в канун Дня всех святых, другое - в день зимнего солнцестояния. И в том и в другом случае они намерены пролить кровь и уже наметили первую жертву. Но со второй жертвой у них еще не все решено. Закон, которому они подчиняются, требует, чтобы это была невинная девушка. Им нужна девственница, Мадлен,ее плоть, ее кровь,- и теперь они ее ищут.
"Вот ведь глупости",- подумалось вдруг Мадлен, хотя сердце ее стукнуло с перебоем.
- Ваша тетушка говорила мне, что в чем-то подобном был замешан когда-то и ваш отец. Он входил в окружение некоего Сен-Себастьяна Сен-Себастьян вернулся, он здесь. Он опять собирает свой тайный кружок. Ему помогают Боврэ и другие. Одно жертвоприношение, жуткое, но без большого пролития крови - менее, по их меркам, значительное, они уже совершили и стали сильнее. Мне бы не хотелось пугать вас, Мадлен, но вы ни в коем случае не должны приближаться к приспешникам Сен-Себастьяна. Между прочим, в число их входит и Шатороз.
- Шатороз? - вздернула подбородок Мадлен.- Он всего лишь глуповатый напыщенный щеголь.
- В вас говорит голос вашего разума, но не души. Слушайте голос души он важнее.
Мадлен смущенно и вопросительно взглянула на графа.
- Ваша душа подобна клинку - отточенному, сияющему, рассекающему покровы лжи и отверзающему дорогу к правде. Никогда не поддавайтесь сомнению, когда слышите этот голос, Мадлен!
- Я слышу его и сейчас,- прошептала Мадлен, но граф лишь пожал плечами.
- Скажите,- произнес он, отвернувшись к камину,- что вы чувствовали, когда говорили с этим хлыщом?
Мадлен вспомнила ужимки маркиза и содрогнулась, удивляясь силе охватившего ее отвращения.
- Я ощущала себя цветком, к которому подползает огромный червяк.
- Вот истина,- выдохнул Сен-Жермен.
- Но он же ничтожество,- возразила она не столько графу, сколько себе.- Он же ни на что не способен...
- Не надо недооценивать их, дитя. Общение с ними - путь к падению, к гибели.
- Но... вы? - спросила Мадлен, опустив голову и средоточенно изучая свои ладони.- Какое вам дело до того, что может со мной случиться?
Сен-Жермен отвернулся, не смея взглянуть в ее лицо, где начинало светиться понимание.
- Это не важно.
- Если вы не скажете, я попробую догадаться сама.
Взгляды встретились, граф сделал шаг.
- Ваша жизнь так ужасающе коротка, что мне не вынести, если хотя бы один ее миг будет потерян. Мадлен встала, от ее щек отхлынула кровь.
- Сен-Жермен! С тихим смешком граф отступил. Глаза его помрачнели.
- О, не пугайтесь. Я мог бы сломить ваше сопротивление, но подобные методы добиваться желаемого давно мне претят. Больше тысячи лет мне не приходилось принуждать женщину... и уж во всяком случае, не в общепринятом смысле.
В маленькой комнате стало вдруг очень тихо. Свечи в семи канделябрах покойно мерцали.
- Больше тысячи лет? - Мадлен хотелось недоверчиво хмыкнуть, но звук застрял в горле.- А сколько же вам на деле?
- Я не помню,- ответил Сен-Жермен, опять отворачиваясь.- Когда в Риме правил Цезарь, я был уже стар. Я беседовал с Аристотелем. Эхнатон восхищался статуей Нефертити, которую я изваял. Ныне столица его в руинах, но я бродил по ее улицам, когда она была еще молода.
- Как же случилось, что вы не умерли? - спросила Мадлен, чувствуя, что ладони ее холодеют.
- Я умер однажды... очень давно. Смерть необъятней, чем жизнь. И потому жизнь ценней, ибо она мимолетна.
Глаза Мадлен налились слезами. В голосе Сен-Жермена слышалась такая пронзительная тоска, что сердце ее разрывалось от жалости.
- О, только не надо меня жалеть! Я шел к осознанию истинных ценностей очень непросто. Временами мой разум погружался во тьму, и я купался в крови. Я искал жестокости, войн. Я с омерзением вспоминаю римские игрища, А позднее, вернувшись на родину, я отнимал у людей жизнь из, как это принято говорить, патриотических побуждений.
Сен-Жермен быстро взглянул на девушку.
- Как видите, мои нынешние прозрения оплачены дорогой ценой.
- Неужели бессмертие несет в себе столько печали? - прошептала она,
- Я не бессмертен. Эликсир жизни,- добавил он, прикасаясь к пламенеющему у горла рубину,- восстанавливает мои силы и не дает умереть.
- Вы прожили столько столетий и все же беспокоитесь обо мне. Почему? спросила девушка тихо. Ответ был не нужен. Она его знала.
- Потому что вы стали мне дороги,- так же тихо ответил он.
Мадлен всмотрелась в лицо мужчины, стоящего перед ней, и увидела то, чего раньше не замечала. Матовый блеск его кожи, подобный свечению, исходящему от древних папирусов, явственно говорил об истинном возрасте графа
- В юности,- произнес Сен-Жермен, пристально глядя в ее глаза,- я был, что называется, долговязым. Теперь я едва ли могу считаться человеком среднего роста. Пройдет лет четыреста, от силы пятьсот, и я сделаюсь карликом.
Он подошел ближе к Мадлен, протянул руку и неясно коснулся ее щеки.
- Сен-Жермен,- еле слышно шепнула она, накрывая его пальцы ладонью.
- Не искушайте меня, Мадлен. Вы не понимаете, с чем столкнулись...
Сделав над собой усилие, он опустил руку.
- Идемте, я отведу вас к тетушке. Граф отступил и указал глазами на дверь.
- Запомните все, что тут говорилось о Сен-Себастьяне, и остерегайтесь. Я буду вас охранять, но зло коварно - вслушивайтесь в себя. УМ и проницательность - лучшая ваша защита. Если придется взывать о помощи спрячьте гордость в карман. Кричите - и я услышу.
Мадлен досадливо передернулась и коснулась его руки.
- Этот эликсир жизни,- пристально глядя на графа, спросила она,- как вы его добываете? Сен-Жермен замер, восхищаясь ее отвагой.
- Я его пью,- жестко произнес он.- Спросите Люсьен Кресси.
- Так я и думала,- кивнула Мадлен.- В этом причина ее болезни?
- Нет,- глухо ответил граф, отнимая руку и отступая.- Это скрашивало ее одиночество. В противном случае я бы даже не приблизился к ней.
- Она знала, что это вы? Сен-Жермен усмехнулся.
- Ей снились сны, дорогая. Дивные, чарующие сны. На какой-то миг она расцветала. Но приходило утро, и все возвращалось на круги своя.
