Я слушал гудки довольно долго и уже собирался повесить трубку, когда вдруг услышал знакомый голос:
— Привет, дорогой!
— А если это не дорогой, а налоговый инспектор… или убийца?
— О, они бы столько времени не висели на телефоне!
— Во-во, — пробурчал я.
— Извини, я была в саду.
— Сажала розы?
— Укладывала кирпичи.
— Наверно, что-то с линией — мне послышалось „кирпичи“.
— Да-да, именно кирпичи, дорогой.
— А-а-а… Ну понятно, — отозвался я, — кирпичи.
— Я даже не подозревала, что это так здорово. Представляешь, оказывается существует несметное число всяких растворов: фламандский, английский… А еще здесь нужна такая штучка, называется мастерок.
— А что строишь, если не секрет? Какую-нибудь кладовку?
— Нет, — рассмеялась Филлис. — Обычная стенка. Как у Бальбуса или мистера Черчилля. Где-то я читала, что в минуты стресса Черчилль находил такую работу успокаивающей. А что было хорошо для Черчилля — хорошо и для меня.
— Я рад. Надеюсь, ты уже в полном порядке?
— О, да! Это так успокаивает, Майк. Особенно, когда кладешь кирпич, а ведро с раствором падает тебе…
— Я понял, Фил. Но время идет… Ты нужна здесь.
— Мне приятно, дорогой, что ты соскучился, но бросить дело на половине…
— Да не я соскучился… То есть я, конечно, тоже… И-Би-Си хочет нас видеть.
— Зачем?
— Точно не знаю, но домогаются настойчиво.
— И когда же они хотят нас видеть?
— Фредди приглашал в пятницу на ужин. Ты как?
Наступила недолгая пауза.
— Хорошо, попробую успеть. Я приеду шестичасовым.
— Прекрасно, я встречу тебя. Кстати, Фил, есть еще одна причина.
— Да? Какая?
— Песок, дорогая. Осыпающийся песок и неостановимое колесо, и вечно сверкающее острие. Монотонный размеренный звук падающих капель в клепсидре жизни…
— Ты что репетируешь, Майк?
— А что мне остается?
— Ну пригласил бы Милдред отобедать.
— Приглашал, но, когда часто видишь ее, она действует на нервы. Даже странно.
— Майк, Милдред три недели как в Шотландии.
— Да? Ты сказала „Милдред“, а мне послышалось…
— Все, кончай, дорогой. До пятницы.
— Я даю до пятницы обет молчания, Фил. Прощай.
Мы опоздали всего на несколько минут, но судя по поспешности, с какой Фредди потащил нас в бар, он, казалось, изводился от жажды уже не первый час. Фредди растворился в толпе у стойки и тут же вынырнул с полным подносом двойных и одинарных шерри.
Залпом осушив два двойных, он стал, наконец, похож на человека и начал замечать окружающее. Он даже обратил внимание на состояние рук Филлис: обломанные ногти и большой кусок пластыря на левой руке. Фредди нахмурился, но ничего не сказал. Я заметил, что он исподтишка разглядывает меня.
— Моя жена, — сказал я, — отдыхала в Корнуэлле. Разгар сезона по укладке кирпичей.
Мое объяснение скорее успокоило его, нежели заинтересовало.
— А как с вашим чувством единой команды? — спросил он. — Ничего не случилось?
Мы дружно замотали головами.
— Чудесно. Тогда у меня для вас кое-что есть.
Оказалось, один из всемогущих спонсоров И-Би-Си сделал предложение. Ему, видимо, понравились наши с Филлис репортажи, и он заинтересовался нами.
— Что ж, — произнес я, развалившись на стуле, — человек с понятием! Последние пять-шесть лет…
— Заткнись, Майк, — обрубила моя дражайшая женушка.
— События, — продолжал Фредди, — по мнению спонсора, достигли той точки, когда смело можно вкладывать в это дело деньги, пока они еще хоть что-то значат. Он заявил, что хочет внести свою лепту во благо общества и, с другой стороны, не видит ничего предосудительного в том, чтобы поиметь с этого барыши. Он предлагает снарядить экспедицию. Кстати, все это между нами: не дай бог Би-Би-Си что-нибудь пронюхает и опередит нас.
— И куда же отправляется экспедиция? — как и подобает практичной жене, спросила Филлис.
— Это был и наш первый вопрос, — откликнулся Фредди. — Все зависит от Бокера.
— От Бокера?! — Я подскочил. — Неужели Фортуна сжалилась над ним?
— Некоторым образом. И как сказал спонсор: „Если отбросить космический вздор, то в остальном Бокер прав, во всяком случае, более чем другие“. Поэтому он пошел к ученому и спросил напрямик: „Как думаешь, где в следующий раз объявятся эти существа?“ Бокер, естественно, не знал. Но они договорились, что спонсор субсидирует, а Бокер возглавит экспедицию и выберет место на свое усмотрение. И даже спутников выбирает Бокер. Так что вы стали участниками по его выбору с благословения И-Би-Си и вашего согласия.
— Он всегда был моим любимым „ографом“, — сказала обрадованная и несомненно польщенная Филлис. — А когда отправляемся?
— Минуточку, — влез я. — Были времена, когда морские прогулки рекомендовались как оздоровительные мероприятия, но теперь…
— Конечно, ты прав, Майк, — поддержал меня Фредди. — Осторожность и только осторожность. Все уже получили массу впечатлений от первого знакомства с этими гадами. Но сейчас важно не то, чтобы вы с Фил лично познакомились с ними, а то, чтобы вы сумели побольше о них разузнать.
— Любая предусмотрительность достойна одобрения, — назидательно произнес я.
— В общем, завтра ступайте к Бокеру, а потом сразу ко мне — подпишем контракт.
Весь оставшийся вечер Филлис выглядела задумчивой.
— Если ты не хочешь… — не выдержал я, когда мы вернулись домой.
— Ерунда. Конечно хочу. Но, как думаешь, что значит „субсидировать“? Могу ли я, скажем, как-нибудь отовариться за их счет?
— Даже лотосы приедаются, — проворчал я, обозревая окрестности.
— А мне нравится побездельничать на солнышке.
— „Нравится“ — не то слово, дорогая. Я хочу сказать, — неторопливо рассуждал я, — что женщины двадцатого века считают инсоляцию неким космическим средством с легким возбуждающим действием. Но вот что любопытно: ни в одной летописи нет даже упоминания, что твои предшественницы занимались чем-либо подобным. Зато мужчины, заметь, из века в век жарятся на солнцепеке.
— Угу, — отозвалась Филлис.
— Как ты смеешь на мою вдохновенную тираду отвечать сомнительным „угу“? — возмутился я.
— Майк, я сейчас в таком состоянии, что могу ответить „угу“ абсолютно на все. Это же тропики, дорогой! Мистер Моэм столько раз это подчеркивал.
— Моэм, моя радость, даже не в тропиках зачастую зависел не от того, от кого надо, хотя и там ему тоже говорили „угу“. И температура тут вовсе ни при чем. Даже в… в триангуляции, в которой он уступал только Евклиду — другому автору наиболее раскупаемых книг. Кстати, напрашивается вопрос: может ли подход к литературе с точки зрения тройственности…
