— Не верь, если ты не хочешь, но это совсем не сказка, — упрямо возразил он.
— Ты думаешь, что это соответствует истине?
— Нет, это только гипотеза Гладстона. — Он посмотрел на меня так серьезно, как может смотреть на старого профессора молодой научный работник.
— Кто тебе это сказал?
— Боб.
— Боб! — воскликнул я громко. Он появился через минуту.
— Это действительно планетная система Формальхаута?
— Так утверждает Гладстон в своей гипотезе. Свое предположение он основывает на характерном смещении полос гравитационного спектра этой звезды.
— Боб, — спросил я тихо, — откуда тебе известно о гипотезе Гладстона?
— Я обладаю определенными знаниями в этой области, оставленными мне для популяризации космологии.
— Кем оставленными?
— Оставленными в моей программе.
— В каких пределах ты знаешь космологию?
— В рамках начального курса как минимум.
Под впечатлением этого разговора я сочинил в своем кабинете телеписьмо и послал его с благодарностью в адрес Дома Сказок. Ответ я получил в тот же день. Дом Сказок выражал свое удовлетворение тем, что у меня нет причин для недовольства электронным мишкой и что благодаря моим стараниям он смог подняться до такого высокого и не типичного для других автоматов уровня реализации интеллектуального потенциала. Меня просили сообщить подробнее все кибернетические операции, которым я подверг мишку, чтобы добиться максимальной степени реализации при относительно небольшом объеме памяти.
Так стало ясно, что ни я, ни Дом Сказок не могли считать себя виновниками в появлении уникального мишки. Но так как гении среди автоматов, так же как и гении среди людей, не возникают сами собой, Дом Сказок направил запрос на Землю, чтобы она проверила, откуда и каким образом появляются на свет электронные мишки. Ответ должен был поступить через несколько месяцев. Не так просто отыскать в многомиллиардной массе жителей Земли тех, кто имел непосредственное отношение к электронному мишке, появившемуся несколько месяцев назад на Марсе.
Потом по видеотрону попросил о встрече Тан, и мы условились на полдень. Он, как всегда, появился вовремя. Мы прошли в комнату сына. Он с мишкой оживленно обсуждал последнюю серию какого-то космического видеопутешествия, в которой сбросивший скорость корабль уже переходил с параболической орбиты на эллиптическую. Тан некоторое время с интересом прислушивался к их разговору. Потом шепотом спросил у меня:
— Как его зовут?
— Кого, сына?
— Нет, автомат.
— Боб.
Он слушал еще минуту, не прерывая разговора, потом неожиданно позвал:
— Боб, иди сюда!
Автомат повиновался без промедления.
— Что такое эллипс? — спросил Тан.
Боб, не задумываясь, отчеканил определение.
— А я не понимаю. Объясни мне.
Боб принялся терпеливо, слово за словом, объяснять так, как нерадивому ученику объясняют простое задание. Тан оборвал его:
— Ты считаешь, что достижение других галактик на звездолетах возможно?
Автомат с минуту колебался, но все же ответил:
— Я не знаю. Мне необходимы все данные, чтобы сделать точные расчеты.
За одним вопросом посыпались другие. Это продолжалось довольно долго. Мой сын не выдержал, и спросил у меня:
— Когда он уйдет, чтобы мы с Бобом закончили расчет?
Тан ответил моему сыну улыбкой и задал мишке последний вопрос:
— У тебя есть рефлекс повиновения?
— Нет, — ответил мишка.
— Хорошо, ты можешь вернуться к своим расчетам. А мы, — он посмотрел на меня, — пойдем в кабинет.
— Пока это только мое предположение, — сказал он мне в кабинете. — Но мне кажется, что мозг мишки был забракован после психического контроля системы как возбудитель нестабильности поведения и отправлен на склад. Там в него, судя по всему, вмонтировали большое количество стабилизирующих элементов, ограничивая его возможности и одновременно увеличивая устойчивость. — Та, говорил так, будто сам лично присутствовал при сборке автомата. — Помнишь, я задал ему вопрос о возможности достижения других галактик? Каждый нормальный мишка ответил бы в строгом соответствии со стереотипными программами, что это возможно, однако этот мишка потребовал данные для расчетов. Мне кажется, что он не всегда рассказывал сказки.
Я не стал вызывать кибернетический автомат и не разобрал мишку на части. Я вполне мог сделать это, если бы не представил себе недоуменный взгляд диспетчера: «Ты вызываешь автомат для ремонта детской игрушки? Неужели ты думаешь, что нам больше нечем заниматься?»
Я бы, конечно, стал объяснять ему, что речь идет совсем не о ремонте, что наш мишка особенный и слишком превосходит другие бытовые автоматы, чтобы быть простой игрушкой, но я сомневаюсь, чтобы это добавило диспетчеру веры. Во всяком случае, я ничего не предпринял.
Тем временем мой сын и мишка превратились в неразлучную пару, проводя время либо в обсерватории, либо в пустыне за базой, где в марсианских камнях кристаллы кварца блестели точно так же, как в земных, из моего детства.
Где-то под конец марсианской зимы, когда холмы на горизонте потемнели от пробивающейся растительности, контроль радиосвязи Марса зарегистрировал перехват серии сигналов, которые, судя по пеленгу, передавались с наши базы.
Ремо, руководитель секции связи с Землей, вызвал нас к себе. Я относился к этой секции, поскольку исполнял обязанности главного инженера второй смены.
— Это вздор, — сказал Ремо. — Кому и зачем понадобилось передавать что-то в космос? Они, как всегда, неточно запеленговали сигналы с ракет и теперь ищут виновного. Вы же знаете, как они там работают… Я понимаю, что им нужно показать результаты деятельности своего отделения, но зачем вмешивать в это нас?…
— Рапорт указывает точное время и подписан самим Твером…
— Они ввели его в заблуждение. Попросту обманули. Это банда, которая прилетела с Земли сразу после окончания института. Им все еще кажется, что Марс — это таинственная планета, на которой происходит только то, чего не может происходить на Земле. Вы не знаете, как это бывает? Мы все прошли через это.
Никто не возражал, потому что Ремо прожил на Марсе столько лет, сколько все остальные вместе. Ответ на вопрос был подготовлен нашим стажером. Он не содержал ничего обидного для авторов запроса, однако намек, чтобы нас оставили в покое, получился достаточно выразительным.
В течение нескольких дней после этого ничего не случилось, пока не пришла информация с Земли. Радиоконтроль Марса после нашего совета переслал запись сигналов в Межпланетный институт шифров. Текст послания не отличался пространностью и содержал в себе всего три слова: «Трансфер реализован частично», зато сам шифр был настолько сложным, что институт одновременно с расшифровкой прислал благодарность за интересную и впервые встречающуюся в его практике систему шифра.
