- Тебе так учили?
- Да, - с некоторым вызовом сказала Шана. – Меня так учили.
- Хорошая наука, - улыбнулся Дик.
«Всяко лучше, чем выпускать ближним кишки и травить их газом…»
- Тогда ложись на спину, расслабляйся и запоминай…
Пусть это грех, подумал Дик. Но она одинока и я одинок. Никто не избавил нас от необходимости грешить – когда нам совсем не хотелось... Так пусть же никто не смеет нам пенять и на то, что мы добудем друг для друга немного радости, когда нам хочется…
…Значит, вот что ей нравится… Ха, мне это нравится тоже – значит, когда наступит моя очередь – просто повторить? Да пожалуй… Да, и это тоже… А-а, она же девушка, как повторить вот это? И вот это? Когда левиафаннеры трепались о женщинах, он уходил или просто старался не слушать, но успел узнать, что у них есть тоже какое-то особенное место, надо только поискать… Ох, нет. Не это…. Не сейчас…
Шана сначала испугалась и потрясла его за плечи:
- Эй, что это ты? Что с тобой?
Он не смог ответить. Она догадалась сама.
- Это ты смеешься, что ли?
- Д-да…
Она понаблюдала еще немного и сообщила:
- Лучше не делай этого на людях. Слишком на припадок похоже.
- Я… знаю…
- А что смешного-то? Ну, упал. Как упал, так и встанет. Продолжаем игру. Твоя очередь.
Прошло еще некоторое время. Дик чувствовал, как нарастает слабость, но ощущения – новые, удивительные – помогали ее преодолевать.
- Эй, ты просто повторяешь то, что делала я. А ты должен делать мне то, что нравится тебе самому.
- Мне это нравится. Честно. Я сам раньше не знал. Правда-правда, - он поднял загнутый мизинец. – Если я вру, пусть так и останется на всю жизнь.
Шана прыснула.
- А почему же тогда…
- А потому что вот, - он показал ей браслет. – Я так думаю. Я тебе не сказал. Наверное, зря. У меня с сердцем, оказывается, неважно. Туда попала какая-то зараза, ее нужно долго лечить, но чтобы оно не перенапрягалось, пока не вылечится, мне надели вот эту штуку. Если у меня пульс слишком частит – она что-то мне вливает, от чего понижается давление. Я сюда еле доплелся, потому что пришлось шариться по онсэнам из-за этого синоби, и я переволновался еще. Спал на ходу. Но ничего, как-то справился. А теперь…
Шана опять схватила подушку и врезала ему по уху.
- А теперь, - едко сказала она, - ты заматываешься в одеяло и ложишься в койку. Спать!
- Эй, это не значит, что я совсем ни на что не гожусь…
- Не с таким лицом.
- Да ты моего лица вообще не увидишь!
- Ты сам-то его видишь? – Шана выдернула ящик-хикидаси и, выхватив оттуда косметический набор, чуть ли не носом ткнула Дика в зеркало. – Ты же бледнеешь на глазах, будто тебя в отбеливатель макнули. Озабоченный придурок, почему ты сразу не сказал, что у тебя проблемы с сердцем? Ты думаешь, я обрадуюсь, если ты на мне помрешь? Да мне придется сразу вешаться!
- Извини, - слабость почему-то стала непереборимой. Голова стала клониться к земле, пришлось упереться локтями в колени. – Я опять ни о ком, кроме себя, не подумал… Сделай мне кофе, Шана. Некрепкий. Но очень сладкий.
Оставшись один, он снова засмеялся над собой. Бедная Шана, она решит, что у него вконец извращенное чувство юмора. И ей ведь даже не объяснишь, что здесь смешного. Запахнув халат, он перетащился за стол. Руки и ноги начали холодеть. Ничего себе успокоительное, как бы не успокоило навсегда. Сам виноват. Будем надеяться, Пауль знал, что делал. Пауль – хороший мужик, только глупый, как я. Максим тоже хороший мужик, только слишком умный. И Моро неправ – Ройе понял, что сделал со мной. Все он понял, только выхода другого не было, ни у него, ни у меня. То есть, был – более кровавый и жестокий… Надо покончить с этим однажды. Покончить с положением, когда у хороших людей остаются только кровавые и жестокие пути. Дело уже не в одной только леди Констанс и ее семье, Моро опоздал… Дело в том, что в мире до черта много таких, как Брюсы и Шнайдеры и до черта мало таких, как Северин Огата и братья Ройе…
Шана бухнула перед ним дымящуюся кружку, и он перехватил девушку за руку, чтобы успокоить. Наверное, не стоило – она сразу заметила, какая у него холодная ладонь.
- Ты не волнуйся, - сказал он. – Я просто усну, все будет в порядке, вот увидишь.
Он пригубил горячую приторную муть. Не энерджист, конечно, но тоже ничего. Заставил себя выпить полкружки, больше не мог. Сел рядом с Шаной на постель, рукавом вытер ей глаза.
- Не надо плакать. Я этого не стою.
- Я сама буду решать, кто стоит моих слез, а кто нет, - огрызнулась она. – Укладывайся. Засунь руки мне подмышки, я буду тебя греть. И без глупостей.
- Нет у меня никаких сил на глупости.
Потом подумал и добавил:
- А жаль.
* * *
В глайдер-порту, у посадочного терминала номер пять, куда привела его Шана, была такая толчея, что Дик сомневался, узнает ли его связной от экологов – хотя бы даже и по зеленой бандане, которую повязала ему девушка. Хотя до назначенного времени оставалось еще двадцать три минуты, так что он был спокоен.
Он уже так вжился в шкуру беглеца, что именно сейчас, среди толкотни и гомона, безгласный и неподвижный, как камешек в потоке, чувствовал себя много спокойней, чем в доме Шаны, особняке Ройе или в «Горячем поле».
Он в бегах. Все как обычно.
- Я в туалет хочу, - сказала Шана. – Ты посиди тут. Смотри, ни во что не вляпайся.
И ушла.
Дик сидел, опираясь локтями о колени и глядя на людскую толчею. Вдруг в потоке людей возникло какое-то завихрение. Дик присмотрелся внимательней – старушка у багажного отделения. Бабка сошла с прибывшего глайдера, перегруженная плодами своих трудов в четырех больших коробках, ее не встретили, денег на носильщика то ли нет, то ли жаль, словом…
Дику не хотелось, смертельно не хотелось хоть как-то привлекать к себе хоть чье-то внимание. И, говоря начистоту – вообще не хотелось двигаться с насиженного места и тащить куда-то эти коробки только потому, что бабке жаль пятнадцати сэн на тележку. Но она торчала в проходе, перетаскивая одну коробку за другой, об нее и ее груз спотыкались, ее ругали, она огрызалась – и чем дальше, тем отвратительней Дику была вся эта картина. Может быть, ей и помог бы кто-нибудь другой, но она была неопрятна, сварлива и, по всей видимости, беспросветно глупа.
Дик, вздохнув, смял окурок – и зашагал против людского течения, извиняясь и просачиваясь в просветы между идущими, чтобы в конце концов оказаться рядом с бабкой.
От бабки несло каким-то дешевым одеколоном и тем особым запахом старого тела, который Дик помнил еще с подземных пещер возле Аратты.
- Ну наконец-то! – обрадовалась она, видимо, приняв Дика за кого-то, кто должен был встречать ее. – Эй, а ты кто такой? Тебя Ишан прислал, что ли?
