Однако не видеть Бокера — не значит забыть о нем. Пресса, мгновенно разделившаяся на его противников и сторонников, создавала впечатление его постоянного присутствия.
Едва мы открыли дверь своей квартиры, на нас обрушились звонки представителей обеих сторон. Я дозвонился до И-Би-Си и заявил, что если они не подключатся к нашему телефону, я оборву провод; пусть записывают все звонки, иначе мне придется выполнить свою угрозу, что будет им явно не на руку.
Они согласились и наутро доставили длиннющий список желающих с нами поговорить. Среди них я обнаружил имя капитана Винтерса.
— Тут есть, на мой взгляд, один с явным преимуществом, — сказал я. — Не хочешь ли набрать его номер?
— О боже! Ничего я не хочу. Это ты хочешь, чтобы твоя жена стала инвалидом!.. — ни с того ни с сего взорвалась Филлис, но все-таки взглянула на фамилию в списке. — А! Морской Флот — это другое дело!
Филлис взялась за телефон.
— Нас желает видеть один из досточтимых лордов Адмиралтейства, — сообщила она, повесив трубку, — Винтерс будет нас сопровождать, а потом приглашает на обед.
— Прекрасно.
Священный трепет, который мы испытали, чуть замявшись у дверей, растаял, едва мы предстали перед адмиралом. Адмирал оказался на удивление не страшным и даже по-отечески сердобольным.
Заботливо поинтересовавшись, не беспокоят ли Филлис раны, он поздравил нас с благополучным возвращением и предложил сесть.
— Э-э… — протянул адмирал, кинув взгляд на папку, лежавшую на столе. — Мы, конечно, получили доклад доктора Бокера, но в нем есть несколько спорных моментов. Нам кажется, в нем… э-э… как бы это сказать помягче… некоторая вольность обобщений, не совсем позволительная для ученого. Мы подумали, что не помешает встретиться с очевидцам и, чтобы прояснить кое-какие детали.
Мы уверили его, что все понимаем.
— Весь сегодняшний день, — сказал я, — шли жаркие дебаты между нашим спонсором, членом правительства, и администрацией И-Би-Си. Спорили о том, что можно позволить в эфире Бокеру, а чего нет. Не было только самого Бокера, а уж он будет биться до последнего против любых правок его выступления.
— Конечно, конечно. — Адмирал заглянул в папку. — Вот здесь он пишет про так называемые морские танки и какие-то странные тела, которые он почему-то нарек псевдокишечнополостными. Он говорит, что они неуязвимы для ружейных выстрелов, но взрываются от разрывных снарядов… Это так?
— Да, они лопаются, как электрические лампочки, — подтвердил я. — Все, что от них остается — куча металлических обломков.
— А слизь?
— Да, конечно. И слизь.
— На солнце она превратилась в лак, — добавила Филлис.
Адмирал кивнул.
— Теперь об этих псевдокишечных. Вот что он о них пишет. — Он зачитал нам бокеровское описание пузырей. — Вы можете что-нибудь добавить к этому?
— Да, вроде, все точно, — сказала Филлис.
— А как, на ваш взгляд, обе эти формы обладают… э-э… органами чувств?
— Трудно сказать, сэр. Да, они реагировали на некоторые раздражители… Но если вы имеете в виду степень их разумности, то в двух словах на это не ответишь. Могу сказать одно: направлял их некий Разум, мозг, если хотите. Ведь сделать механизмы с дистанционным управлением, по-моему, не так сложно.
— Видно, вы знакомы с теорией Бокера, он говорит примерно то же самое. А каково ваше мнение?
— Я затрудняюсь, сэр. В принципе, доктор Бокер вполне логичен. Моя жена выразилась по этому поводу довольно просто, она назвала это „ловлей креветок“.
— То есть, что попадется — то попадется? Дело случая?
— Именно это и отличает живое от неживого…
— Хм… А как насчет способа передвижения танков, есть идеи?
Мы покачали головами. Адмирал перебирал страницы доклада.
— Сколько я его знаю, он очень редко чувствует себя неуверенным, особенно, что касается его специальности. Но в этот раз… А с этими кишечнополостными!! Если я правильно понял, они, по его мнению, не только не кишечнополостные, но и вообще не живые существа. Вот послушайте, что он пишет: „Допустимо, что органические ткани можно получить путем синтеза, как это делают наши химики, синтезируя пластик молекулярной структуры. Если этого добиться, то полученный артефакт (придай ему чувствительность к внешним раздражителям) будет вести себя, как живое существо. Неподготовленный человек не в состоянии заподозрить искусственный продукт.
Наблюдения только подтверждают правильность моей теории. Из многочисленных форм жизни неведомый Разум выбрал кишечнополостных в силу их простой организации. Возможно, что и танки — произведение такого же рода. Другими словами, мы подверглись нападению органических механизмов с дистанционным или программным управлением. Единственное, что отличает их, например, от наших торпед, управляемых на расстоянии, это то, что они органической природы. Я даже полагаю, что нам приходится решать более сложные задачи в управлении неорганическими машинами“. Итак, мистер Ватсон, ваши впечатления?
— Я согласен с Бокером, сэр. А что с образцом?
— Вот копия экспертизы. Для меня это китайская грамота, но мои консультанты говорят, что от этого анализа мало проку. Все высказывания экспертов слишком осторожны, чтобы из них можно было что-нибудь почерпнуть. В общем, щупальце поставило ученых в затруднительное положение.
— Может быть, я что-то не понимаю, — вставила Филлис, — но разве это имеет большое значение? С практической точки зрения, я имею в виду. Живые они или псевдоживые, обращаться с ними, по-моему, надо одинаково.
— Это верно, — согласился адмирал, — но все равно, выводы, не подкрепленные доказательствами, бросают тень и на доклад, и на самого ученого.
— О-хо-хо, — с болью в голосе изрекла Филлис, как только за нами закрылась дверь. — Как бы я хотела сейчас тряхнуть этого Бокера. Ведь он же обещал мне, про „псевдо“ — ни-ни. Самый настоящий enfant terrible[15], а не ученый муж. Ну, попадись он мне!…
— Да, — кивнул капитан Винтерс, — это только усугубляет его положение.
— И еще как! Пресса обязательно проболтается и будет вам еще один „бокеризм“, уж помяните мое слово. Плохо дело, снова все забуксует, даже разумные люди отвернутся от Бокера. Да, надо ждать неприятностей. Ладно, пошли обедать, пока я окончательно не вышла из себя.
Следующая неделя выдалась скверной. Вслед за „Бихолдэ“ газеты с ликованием набросились на псевдокишечнополостных: редакционные писаки окунули перья в сарказм и зубоскальство, целые батальоны ученых, которые и раньше не оставляли в покое Бокера, бросились в новую атаку, готовые его растоптать, карикатуристы внезапно открыли, что их „любимые“ политические деятели, оказывается, мало похожи на людей.
