– Каким образом?
– Поняв, что слепота ефрейтора психического свойства, вы решите его вылечить методом гипнотического воздействия.
– Хм, да, я уже давно практикую гипноз в качестве раскрепощения нервных центров…
– Потрудитесь не перебивать, – тот, кто представился Зигмундом, начал проявлять признаки нетерпеливого раздражения, какие обычно свойственны молодым аспирантам, зарабатывающим себе на жизнь преподаванием на младших курсах. – Вы задали вопрос, я на него отвечаю. Так вот, при выводе пациента из депрессивного состояния вами будет проведено несколько сеансов гипнотического внушения, на которых вы убедите Адольфа Шиклгрубера, что он избранный сверхчеловек, который может излечить сам себя одним только усилием воли. Пациент в результате прозреет и сочтёт себя богоизбранным… Сами того не подозревая, вы, доктор, разбудите в обычном не очень честолюбивом человеке такие духовные силы, такую уверенность в себе, что за ним пойдут миллионы.
– Куда?
– На завоевание планеты.
– И как же всё закончится… если я всё-таки возьмусь за лечение?
– Ваш пациент не сумеет достичь мирового господства, его армию разобьют союзники – нынешняя Антанта, – но главным образом, к разгрому приложит руку Россия. Однако эта борьба будет стоить человечеству десятки миллионов жизней. И все ужасы мировой войны, которая идёт сейчас, покажутся детским лепетом перед её, войны, продолжением, войны, которая начнётся всего через пару десятков лет. Мы бы хотели…
– А кого вы представляете?
– Одну организацию. Вам её название ничего не скажет…
– И всё же?
– «Мемориальный союз Холокоста».
– Странно, о каких огненных жертвах речь?
– О геноциде целого народа…
– Вы хотите сказать, что мой пациент… мой возможный пациент захочет уничтожить какой-то конкретный народ?
– Да, и не один. Большая часть его планов может осуществиться, именно поэтому мы и обратились к вам, чтобы избежать многочисленных жертв…
– С моей помощью? Избежать жертв с помощью моих действий?
– Скорее, с помощью вашего бездействия.
– Слишком всё это напоминает…
– Бред? У вас ещё будет время, чтобы проверить всё, что мы говорили. Не оказалось бы только поздно, не пришлось бы пожалеть! Решайтесь, герр Фостер.
Видение в углу ординаторской потеряло резкость очертаний, заклубилось неясною дымкой, а потом и вовсе исчезло.
Эдмунд ещё долго находился бы в полной прострации, но голос старшего военного фельдшера вырвал его из этого состояния:
– Доктор Фостер, где вы?! Пора заняться регистрацией новых больных. Здесь есть несколько любопытных экземпляров, которые должны вас заинтересовать. Вас и вашу диссертацию…
– Фельдшер Краузе, вы же медик. Образованный человек. Отчего тогда несёте подобные глупости?
– Виноват, герр Фостер!
«Боже, как он великолепно безграмотен», – подумал Эдмунд без особых эмоций – уже притерпелся к манере фельдшера неверно строить фразы – и пошёл в приёмный покой.
Врач Эдмунд Фостер в очередной раз внимательно изучал дела солдат, прибывших в госпиталь с Западного фронта три недели назад. А Западного фронта уже не было. Впрочем, как не было и фронта Восточного. Сегодня, 11 ноября 1918-го завершилась первая мировая война. Немецкая делегация в 5:12 утра по Гринвичу в железнодорожном вагоне маршала Фоша в Компьенском лесу подписала условия капитуляции. Так что же получается, господа и дамы? Эти странные люди-видения в каплевидном коконе оказались правы в мелочах… стало быть, верно и всё другое, что касается ефрейтора Шиклгрубера.
Как там его можно вылечить? При помощи гипноза, внушив больному, что он избран Богом, потому – избавиться от слепоты для него дело пустяковое. И побочный эффект – желание стать вторым мессией и своею волей вершить, казалось бы, невозможное – владеть умами народов, возвеличив одну великую титульную нацию? Хм… интересно… Но если учесть, что самому потом придётся пасть жертвой своего пациента… Стоит ли сомнительная известность насильственной смерти, не слишком ли дорогая цена? А если всё повернуть иначе? И пациент гипервнушаем, как нельзя кстати. В этом доктор успел уже убедиться.
Над Потсдам-плац Берлина перетяжки юбилейных плакатов пузырились от лёгкого весеннего ветра, наполняющего сердца и души населения благоговейным экстазом. Двадцатипятилетие Третьего рейха праздновали с особой помпой. Накануне Великого Шествия Нации гордые янки капитулировали после семи лет локальных партизанских войн. Выдохлись. Признали Фюрера и великих ариев, отказавшись от звания титульной нации на отдельно взятом континенте.
– Смотрите, смотрите – сам Эдмунд Фостер – величайший теоретик славяно-арийских отношений.
– Вы ошиблись. Это не он. У рейхсканцлера неважно со здоровьем – простудился во время поездки по Сибири.
– Ну, как же! Вот – на трибуне! Сам! Хайль Фостер! Фюрер с нами!
Союз Советско-арийских социалистических республик Третьего рейха встречал новую пятилетку ударным трудом добровольцев из коммунистического союза Фостерюгенд.
А в небольшом Померанском городке Пазевальк в камере-одиночке доживал свои дни Адольф Шиклгрубер, известный лет десять назад как Первый фюрер Третьего рейха Адольф Гитлер. Теперь о нём начали забывать. И в самом деле, какой толк от полностью ослепшего истеричного старика! Что ж, фюрер сделал своё дело, фюрера можно отправлять на почётную политическую пенсию. Главное, чтобы психиатр попался хороший. Тогда – никаких непредсказуемых действий. Всё идёт по плану!
– Видишь, Зиг, я же говорил, что с этим доктором ничего не получится. Ещё одна ветвь развития пошла бесу под хвост. Придётся её прижигать на корню!
– Да, вечно так! Учишь-учишь людей добру, а они… Эх!
– Не сдать нам, похоже, курсач по вариативности истории. Попробовать разве что через Гинденбурга, хотя старик может напугаться до смерти.
– Шансов немного, но Рёма[1] и Штрассера[2] предупреждали, а в итоге: вместо фюрера Адольфа – фюрер Эрнст. Убеждали и Клару Пёльцль[3] избавиться от ребёнка, прости Господи. И ведь убедили…
– А толку? Она нас обманула… О, эти дочери Евы! Теперь мастер Гавриил представления Ректору не станет волеизъявлять.
– Нет, не переведут нас в первую триаду[4], а я уже и новые крылья приготовил.
Ректор улыбался, наблюдая за вознёй ангелов – выпускников второй триады всевидящим оком. Ничего-ничего, пусть экспериментируют. Впереди у них Вечность.
Потом был свет. Резкий, прямо в глаза – будто хором прожекторов пытались вскипятить воспалённый мозг. И два силуэта в белом – не то халаты на чьих-то плечах, не то ангелы. Неужели умер?
– Чёрт, Зигфрид! Он – кажется, живой. Что будем делать?
– У тебя какой приказ, Краузе?
– Закопать труп подальше от больницы. Подальше и поглубже… Но он ещё дышит…
– Тебе разве велели рассуждать?
– А как это… живого закапывать?
– Тогда добей его!
– Зиг, я не могу, ты-ы-ы… знаешь.
– Наградил же Всевышний помощничком, шайзе! – ругнулся труппфюрер[5] Зигфрид Штилике и принялся прикручивать штык к винтовке «маузер» – новейшему изобретению Людвига Формгримлера.
Первый удар был нанесён неудачно – штык пошёл по касательной – чуть наискось, задел ребро, и, скользнув по ноге, надрезал связки голеностопа. Боль ослепила вспышкой, будто молния (успел подумать: «Какая нелепая метафора!») … потом всё исчезло.
– Так вы берёте сценарий?
– Да, миссис…
– Мисс, мисс Ройфа.
– Мисс Ройфа, мы покупаем сценарий и право на экранизацию. Но мы хотим знать, кто его автор. Не станет ли потом этот человек предъявлять свои права?
– Не волнуйтесь, речь идёт об одном русском инженере, который оказался в Аргентине после войны. Последствия плена, нежелание вернуться на родину. Именно он поручил мне заключить договор, снабдив полномочиями. Вот доверенность, нотариус вам должен быть известен…
– Они взяли, дорогая? Они взяли?
– Да, мой фюрер. У этих гринго нет ничего святого. Они готовы купить историю человеческих страданий. Ради прибыли ни родную мать, ни близнецов не пожалеют.
Хелена Берта Амалия[6], в свои далеко не юные годы была всё такой же роковой женщиной, какой её знали в далёком 36-ом Олимпийском году.
«Как всё-таки он стал похож на того, чью жизнь прожил. Даже без парика и грима похож, – подумала Хелен. – Фюрер, тот самый, первый, заигрался в двойников, испугавшись участи приговорённого им Эрнста Рема. Но переиграть психиатра на его поле даже неординарным личностям не под силу. А бороться против первого врача Третьего рейха – и вовсе гиблое дело. Вот и лежит теперь где-нибудь в подвалах НКВД… Или МГБ, как там его теперь называют? Лежит и сам себя изображает, сам себе же двойником являясь».
– Милая, – прервал её размышления бывший фюрер, впрочем, нет – не бывший. Фюрер до тех пор не бывший, пока жив, – милая, сколько они нам перечислят?
