Младшенький Унгн зашевелился и захныкал в мешке. Приятная теплота разлилась в теле Йеввл. Она могла бы остановиться и спешиться, чтобы покормить малыша, но красно-коричневый каньон и отливающее сталью озерцо подсказывали, что они недалеко от цели. Она тронула шпорами бока онсара, и послушное животное тотчас перешло с рыси на медленный шаг, словно почувствовав, что, как ни велика усталость и как ни крепчает ветер, — скоро можно будет отдохнуть. Йеввл сунула руку в переметную сумку, достала горсть сушеного мяса, часть съела сама, а остальное разжевала в кашицу. Взяла на руки Унгна и прижала к себе. Крыльями она закрывала возлюбленное дитя от пронизывающего ветра.
Впереди ехал Йих. Солнце, уже круглое и сияющее, золотило его волосы и освещало крылья, которые он простер в неудержимом ликовании. Он был почти взрослый уже, гибкий и красивый, никакая непогода не могла омрачить горделивую юность. Его сестра Нгао, моложе его на три года, ехала рядом, ведя под уздцы несколько вьючных онсаров, нагруженных походным снаряжением и прокопченной охотничьей добычей. Нгао была хрупкого сложения и кроткого нрава, но Йеввл знала, что скоро дочь ее превратится в красавицу. Да будет судьба благосклонна к ней!
Мать приблизила свой рот к губам младенца и протолкнула кашицу ему в ротик. Он с бульканьем проглотил и снова заснул. Она пыталась убедить себя, что все с ним обойдется, хотя знала, что это далеко не так. Уже шесть дней прошло с рождения — четырнадцать со дня зачатия, — а он был такой несформировавшийся и слабый! Глаза еще четыре или пять дней не откроются, и раньше чем через полгода он не встанет на ноги.
Рядом ехал Робренг.
— Ну-ка, — сказала Йеввл, — возьми его. — Она протянула мужу Унгна, чтобы тот положил его в свой мешок, и, пристально поглядев на Робренга, спросила: — В чем дело?
Быстрый взгляд на его уши, на крепко сжатые в кулаки пальцы, сотрясаемые легкой дрожью, — все подсказывало ей, что он обеспокоен. В ответ он только промолвил:
— Какая-то беда подстерегает нас впереди.
Йеввл дотронулась до его правого бедра, ближе придвинула нож. На левом бедре был прикреплен мешочек с кремнем, огниво, трутница и еще кое-какое снаряжение.
— Что, звери?
Степные хищники редко нападали на людей, но голод мог вынудить к этому стаю волков или каких-нибудь других плотоядных.
— Чужаки?
Нескончаемый ночной кошмар мог наслать им на беду чужеземца, которого голод выгнал с собственной земли в поисках пропитания.
Респиратор у Робренга сдвинулся, обнажив зубы. Он отрицательно мотнул головой:
— Нет, пожалуй, не то. Однако что-то мне здесь не нравится. За двадцать лет совместной жизни она привыкла доверять его предчувствиям почти как своим собственным. Еще холостяком он немало постранствовал, два сезона провел севернее Стража, где охотился в бесплодных, не пригодных для человеческого обитания местах. А когда в последний раз представитель клана совещался с Повелителем Вулкана, — именно он настоял на том, чтобы не покидать страну. Пусть, говорил он, усохнут фруктовые сады и пастбища, пусть опустеют и зачахнут ранчо, — но жители здешних холодных земель должны оставаться на месте. Потом «золотой прилив» вернет им былое изобилие, пока же людей прокормит охота, и они не впадут в состояние варварства. Конечно, этот период охватит несколько поколений, и потомству придется очень нелегко, но помогут Звезды…
Поэтому теперь ее особенно испугало смятение мужа.
— Что же ты заметил? — спросила Йеввл.
— Не могу сказать определенно, — признался Робренг. — Я ведь давно не бывал в этих заснеженных горах. Один мой приятель свалился вниз, его унесло течение, и он едва не захлебнулся, нам с трудом удалось его откачать. Так вот, наш проводник всегда держался в стороне от высоких холмов, не могу вспомнить почему. Он знал всего несколько слов по-нашему.
— Бэннер, — вслух произнесла Йеввл, и каждое слово звучало как выстрел в пустыне, — тебе известно, какая опасность может нам угрожать?
И через сотни километров неслышный голос ответил:
— Нет. Но это не значит, что опасности не существует. Твой мир так отличается от моего, и за прошедшие столетия слишком мало вас побывало в моем мире, а теперь все с такой быстротой меняется! Как бы мне хотелось предостеречь тебя!
— Хорошо, спасибо, милая сестра. — Йеввл рассказала Робренгу, что ей ответила Бэннер. И внезапно пришло озарение. — Мне кажется, я поняла причину. Она внутри нас — и во мне самой тоже. Помню, какими животворными и цветущими были эти места в годы нашего детства. Помню сторожей, которые присматривали за домом, пилигримов, жертвоприношения, праздники и торжества. А сегодня, вернувшись сюда, мы нашли здесь убогость и запустение. Неудивительно, что нас охватила тревога!
Йих переехал горный перевал и скрылся из виду. В тот же миг Ледник и скалы огласились его криком. Он увидел гробницу.
Родители пришпорили онсаров, и те полетели вскачь. Массивные ноги скользили, как молнии, только камешки сыпались из-под копыт. Мышцы, казалось, не просто поддерживали тела: они сжимались, натягивались, выталкивали ноги вперед, расслаблялись, крепко вжимались в землю. Ближе к хвосту, где находились седла и поклажа, ходуном ходили ребра, треугольные головы двигались на высоте голов седоков. Громкое прерывистое дыхание со свистом вырывалось из ноздрей. В разметавшихся коричневых гривах сверкал пот. Мышцы пульсировали в такт скачкам.
Йеввл поднялась на вершину и огляделась. В чистом и прозрачном горном воздухе уже видна была конечная цель их путешествия.
Гробница Кулембарахов стояла на уступе, третьем на пути вверх по горному склону. Это был дольмен[2]; грубые гранитные плиты, извлеченные из карьера, каким-то образом доставлены сюда, и из них, наверное еще в каменном веке, была сложена гробница. Поколение за поколением возводили вокруг нее террасы, сооружали здания и воздвигали статуи, разводили роскошные сады, где пели фонтаны и им вторили флейты. Здесь были собраны все богатства, которыми владел клан, и все самое дорогое, что приобреталось у заезжих купцов: картины, драгоценности, тканые изделия, книги. Здесь хранились драгоценнейшие реликвии — Меч, на Котором Держался Мост, Чаша Амарао, Черепа Семи Героев, Ручная Мельница Гоо-Целителя.
Но сейчас…
Подойдя, Йеввл с трудом узнала засыпанную снегом террасу. Многие статуи разрушены морозом. Одни скульптуры упали, другие стояли заброшенные, словно раненые деревья. Наверное, после того как умерли или ушли последние сторожа, охранявшие строение, все здесь пришло в упадок; огонь в каминах погас, а со вкусом обставленные дома превратились в руины. Теперь, когда деревянная ограда разрушилась, арка, ведущая к гробнице, выглядит устрашающе обнаженной…
