– Мы в объезд, через Рэдфорд. – Причетник там как пить дать ни разу не был. – Водитель молочного грузовика добросил.
– Так там тоже кордоны вроде, – не выпуская лопату, с сомнением протянул причетник.
– У нас пропуска, – ввернул Каррадерс.
Зря. Сейчас попросит их предъявить.
– Нас послала ее величество, – пресек я дальнейшие расспросы.
Сработало. Причетник вытянулся во фрунт, сорвав с себя каску и сделав лопатой на караул.
– Ее величество?
Я прижал свой шлем гражданской ПВО к сердцу.
– Сказала, что не сможет смотреть ковентрийцам в глаза, если не отправит подмогу. «Ах, этот красавец собор… – вздохнула она. – Немедленно выдвигайтесь в Ковентри и помогите чем сможете».
– Да, она такая. – Причетник благоговейно склонил лысую голову. – Она такая. «Красавец собор…» Очень на нее похоже.
Я многозначительно кивнул, подмигнул Каррадерсу и вернулся к своим раскопкам. Под пластинами крыши показались остатки обрушившейся арки, клубок проводов и треснувшая мемориальная доска с надписью: «Покойтесь с ми…» Пожелание, как видно, не сбылось.
Я расчистил примерно метровый пятачок вокруг колонны. Безрезультатно. Тогда я переполз через груду каменного крошева, выискивая другие обломки этой колонны, и снова приступил к делу.
Ко мне подошел Каррадерс.
– Причетник расспрашивает про королеву – как выглядела, во что одета? Я сказал, что она была в шляпе. Правильно же, да? Вечно забываю, кто из них носил шляпы.
– Все носили. Кроме Виктории. У той был кружевной чепец. И Камиллы. Но та совсем недолго на троне посидела. Скажи, что ее величество спасла из Букингемского дворца Библию королевы Виктории. Вынесла, когда бомбили, прижимая к груди, как младенца.
– Что, правда?
– Нет. Но тогда у него отпадет вопрос, почему на тебе саперный шлем, и, может, нахлынут воспоминания о том, что спасли ночью из собора.
Каррадерс выудил из кармана спецовки клочок бумаги.
– «Спасенные настоятелем Говардом и пожарными алтарные подсвечники и крест из Кузнечной капеллы были доставлены в полицейский участок. Кроме них, из огня вынесли серебряный дискос с потиром, деревянное распятие, серебряную просфорницу, Послания апостолов, Евангелие и полковое знамя седьмого батальона Королевского Уорвикширского полка», – зачитал он.
Тот же перечень значился в рассказе настоятеля Говарда о воздушном налете.
– А епископский пенек не упоминается, – подхватил я, обводя взглядом груды щебня. – Значит, он где-то здесь.
– Пока не нашел?
– Нет. Может, кто-то нас опередил и откопал его раньше?
– Из наших некому, – покачал головой Каррадерс. – Дейвис и Питерс мимо года и то промахивались. Я сам пробился с четвертой попытки. В первый раз угодил в девятнадцатое. Второй – в середину декабря. На третий все тютелька в тютельку – месяц, день, десять минут до начала налета. Только не в Ковентри, а посреди сморчкового поля на полдороге к Бирмингему.
– Сморчкового? – переспросил я. Наверное, ослышался. Сморчки разве на полях выращивают?
– Кабачкового! – рявкнул Каррадерс. – Овощи такие. И ничего смешного. Фермерша приняла меня за немецкого парашютиста и заперла в амбаре. Чего мне стоило выбраться, словами не рассказать.
– А новичок?
– Он перебросился прямо передо мной. Мыкался туда-сюда по Уорвикской дороге, не зная, куда податься. Если бы не я, свалился бы во взрывную воронку.
Невелика потеря, если честно. Новичок отвлекся наконец от Спивенса и по второму разу принялся терзать фонарик.
– Мы сюда два часа добирались, – закончил Каррадерс. – А ты, Нед? У тебя сколько попыток ушло?
– Одна. Меня сняли с барахолок, когда вы начали промахиваться.
– Каких еще барахолок?
– Леди Шрапнелл посетила свежая мысль, что пенек могли продать на устроенной собором благотворительной ярмарке – сбор средств для фронта и все такое. Или отдать в металлолом. Так что мне полагалось планомерно обойти все церковные и районные барахолки начиная с сентября. Ты, кстати, не знаешь, случаем, для чего нужны перочистки?
– Без понятия.
– Вот и я тоже. Семь штук уже купил. Два георгина, розу, котенка, ежа и два британских флага. Что-то ведь нужно покупать, а поскольку сеть ничего из трофеев обратно не пропустит, приходится незаметно подкладывать их на прилавок с галантереей. Перочистки хотя бы маленькие. Кроме розы. Эта была размером чуть не с футбольный мяч, бессчетные слои ярко-розового фетра с бледной каймой. Ума не приложу, зачем они нужны – продавать на барахолках? Куда ни плюнь, везде они – и на ярмарке в пользу эвакуированных детей, и на продаже выпечки для Противогазного фонда гражданской ПВО, и на Дне благотворительности Святоаннинского…
– Нед, – осторожно поинтересовался Каррадерс, – сколько раз ты перебрасывался за эту неделю?
– Десять, – подсчитал я. – Нет, двенадцать. Ярмарка осеннего урожая в Троицкой церкви, благотворительный базар женских курсов под лозунгом «Все для победы!», благотворительное чаепитие со сбором средств на «спитфайеры». А, и еще епископские жены. Тринадцать. Нет, двенадцать. К миссис Биттнер я не переброской добирался.
– Миссис Биттнер? Жена последнего ковентрийского епископа?
Я кивнул:
– Она еще жива. И по-прежнему обитает в Ковентри. Леди Шрапнелл отправила меня с ней побеседовать.
– И что она может знать про старый собор? Ее на момент пожара еще и на свете не было.
– Леди Шрапнелл кажется, что епископский пенек, если он не погиб в огне, могли засунуть куда-нибудь в кладовую в новом соборе. Поэтому она послала меня опрашивать епископских жен. Цитирую: «Мужчины понятия не имеют, где что лежит».
Каррадерс сочувственно покачал головой.
– И как, жены помогли?
– Они о нем даже не слышали, кроме миссис Биттнер. Но та сказала, что среди вещей, которые они паковали перед продажей нового собора, пенька не было.
– Так это же хорошо! – воодушевился Каррадерс. – Если он сейчас не найдется, значит, его просто не было тут во время налета, и можно передать леди Шрапнелл, что делать копию для церемонии освящения собора не нужно.
– Сам и передай, – не удержался я.
– Может, его вынесли заранее, чтобы не разбился? – предположил Каррадерс. – Как восточные окна.
– Это пенек-то? – переспросил я недоверчиво. – Шутишь?
– Да, ты прав. Такую вещь от фугасов спасать не будут. Викторианский шедевр! – Он содрогнулся.
– И потом, в настоятельском доме, куда отвезли восточные витражи, его нет. Специально туда ездил узнать у Люси Хэмптон.
– Хм. А не могли просто переставить где-нибудь здесь, в соборе?
Это мысль. Может, какая-нибудь из алтарниц, не в силах больше на него смотреть, задвинула пенек подальше в угол за колонну.
